Когда в темницу спустился король в сопровождении Медовии, гордо носившей на шее Око души, маг уже сконцентрировал в левой руке плотный магический сгусток размером с монетку.

Несмотря на ранний час, Реджинальд успел принять на грудь. Его глаза подернулись поволокой, хотя речь оставалась твердой. Медовия украдкой закатывала глаза, но спорить не решалась и руку с локтя монарха не убирала. Нижнюю половину ее лица скрывал платок, от которого разило розами похлеще, чем от пленника мочой.

— Давайте живее с этим закончим! — приказал король, и лекарь после краткого поклона склонился над замычавшим мужиком. — Рунар, известно, кто он такой?

— Как и его мертвые подельники, он подчиняется контрабандисту шарибского происхождения Шумею. Кроме того, что я доложил вчера ночью, могу лишь добавить, что, возможно, изначальный приказ исходил не от самого Шумея, а от Черного Лорда.

— Всевышний милосердный! — всплеснула руками Медовия. — Сначала Бешеный Лис, потом Шумей, а теперь и Черный Лорд! Такое чувство, что весь Рейненберн решил напридумывать себе звучных кличек и податься в разбойники. Мало нам флибустьеров на востоке?

— Сейчас послушаем, что он скажет, — каркнул из-за их спин Инглот.

Вицент распростер над неподвижным телом руки. От его ладоней отделилось облако света. Мужик завращал глазами, захрипел, выдавливая все более членораздельные звуки:

— Он… эт‐то… ли-и-ис… беш-ш-ш… ли…

Тошнотворный булькающий звук вырвался из его горла вместе с фонтаном крови, который окатил невовремя наклонившегося лекаря. Тот не обратил внимания на испорченную мантию, занятый беглым осмотром и попытками лечения.

Пленник содрогнулся в последний раз и обмяк.

Вицент озадаченно выпрямился.

— Он мертв, Ваше Величество. Ему словно изнутри перерезали горло. Возможно, повреждения оказались сильнее, чем я предполагал. Простите, я ничего не смог сделать.

— Зря терпели этот кошмар, — Советница тотчас направилась к выходу. — Рэджи, ты идешь?

Король, помедлив, кивнул. Инглот прищурился на неподвижного Рунара и потянулся за королем. Грейсли, напротив, подошел ближе к трупу, придерживая полу мантии.

— Вицент, ты сказал, ему будто перерезали горло. Это возможно сделать магией?

Лекарь покачал головой.

— Мне неизвестны подобные заклинания, Лорд Канцлер. Думаю, вам следует обратиться к Придворному магу.

— Я тоже не знаю ничего похожего, — дернул плечом Рунар, а про себя подумал: «Умничка, Айрин. Щитами действительно можно убивать».

В данный момент он направлял всю свою концентрацию на то, чтобы как можно мягче рассеять остаточную энергию от крошечного щита, ювелирно разрезавшего трахею и сосуды наемника. Вицент, как маг, мог ощутить необычные колебания, а у Грейсли наверняка имелся соответствующий артефакт.

— А ведь он начал говорить, — заметил Канцлер. — Будем считать это досадным совпадением. Доброго дня, Рунар.

Тот вежливо кивнул в ответ.

Стража тоже ушла за мешком, в котором можно будет вынести труп.

Закончив с магическими манипуляциями, Рунар опустил руку лекарю на плечо.

— Здесь нет твоей вины. Он уже стоял одной ногой в могиле.

Вицент согласно склонил голову.

— Знаю, Рунар. Я не обеспокоен. Просто не люблю мучительную смерть. Даже для изменников.

Не найдясь с ответом, маг еще раз хлопнул его по плечу и направился в покои, чтобы сменить мантию и смыть тюремный запах затхлости, испражнений и безысходности.

Ванную комнату наполняли белесые клубы пара. Влага вбирала в себя умиротворяющий аромат шарибских масел и крохотными капельками оседала на коже. Рунар лежал неподвижно в остывающей воде. Обычно он предпочитал подогревать ее магией, но слишком устал за эти два дня.

— Сделать погорячее, господин? — Летисия с готовностью присела у бортика ванной.

— Немного, — выдохнул он, не открывая глаз.

Она принесла из комнаты ведро воды, специально оставленное на тлеющих углях в камине, и осторожно перелила из него пару черпаков кипятка. Размешивая мыльную воду, служанка невзначай коснулась пальчиками торса господина. Не встретив сопротивления, она чувственно прикусила губу и повела ладонь вверх по тяжело вздымавшейся груди Рунара.

— Не сегодня, Летисия.

— Может, тогда расслабляющий массаж? Вы так напряжены…

— Нет.

Летисия с досадой надула губки, соображая, как еще можно подступиться упрямому мужчине, и тут ее взгляд зацепился за его влажные волосы, свесившиеся почти до пола.

Она проворно потянулась к ним и взвизгнула от неожиданности, когда Рунар жестко удержал ее за запястье.

— Никогда не прикасайся к моей голове, поняла?

Летисия залепетала извинения.

— Хочешь быть полезной, капни пару капель шарибского масла на мой платок.

— Какого именно, господин?

— Самого сладкого.

Стройный ряд хрустальных флаконов равнялся по цене диадеме «Рейнский рассвет», которую носила королева. Буйство изумрудов и рубинов с вкраплениями розового морганита, обрамленное в редчайшее белое золото, символизировало духовное и материальное богатство Рейненберна.

По официальным источникам диадема была изготовлена для новой династии неизвестным ювелиром сразу после захвата шарибцами рейнского материка в качестве символа новой власти. На самом деле, ее сняли с головы эскальтской княгини перед тем, как перерезать той горло.

С мелодичным звоном Летисия открыла флакон, и воздух наполнился изумительной цветочной сладостью шарибского императорского сада в знойный полдень.

Несмотря на то, что аромат подразумевался женским и создавался как легкий афродизиак, Рунару нравился запах в чистом виде, например, на небольшом клочке ткани. По его мнению, на женском теле он раскрывался отвратительно: тончайшая вуаль из бархатных ноток жасмина и ванили со свежим розовым послевкусием превращалась в месиво и горечь, особенно к концу приемов, когда потные после быстрых танцев девицы активно размахивали веерами.

Для себя же Рунар предпочитал тяжелые ароматы амбры и черного дерева.

Праздные размышления о шарибских маслах прервал приглушенный хлопок двери и посыпавшиеся следом приказы.

— Господин, — в ванную заглянула Жули, — вас срочно желает видеть леди Медовия.

— Она пришла одна?

— Да, господин.

— Буду через минуту.

Летисия кокетливо отвела взгляд, делая вид, что всецело поглощена флаконами. Рунар отжал волосы, обернул бедра полотенцем и вышел, не утруждая себя прочей одеждой.

Медовия, до того нервно отбивавшая ногти о столешницу, восхищенно вздохнула и уже совсем другим тоном поинтересовалась: