Россия также была страной иконоверия, и, разгромив храмы, людей лишили абстрактной веры, заземленной о живопись и музыку. В те годы члены наших общин мысленно обращались к эпохе Смутного Времени, к опричнине Ивана Грозного, к Сергию Радонежскому и его ученикам и последователям. В условиях крайних гонений численно не очень большое непоминающее движение катакомбников вернулось к подлинной чистоте первоисточников нашей Византийской веры.

Интересно, что даже в современных восстанавливаемых сергианских храмах стараются воссоздать эстетику не послепетровского периода, а интерьеры в стиле 15–16 веков. В крайне правых современных политических движениях тоже велика тяга к досинодальной архаике, они тяготеют к старообрядчеству, к разным ветвям катакомбников, которых они называют «средневековыми формами православия». Налицо явное всеобщее разочарование синодальным периодом русской Церкви. И на фоне этого разочарования попытки сергиан вернуться к внешней помпезности синодальной государственной Церкви выглядят нелепо и несвоевременно. Фактически большевистскую псевдоцерковь Алексей Ридигер меняет на псевдоправославие, завораживая бывших советских рабов торжественностью церемоний173.

Русская Зарубежная Церковь имеет свой огромный опыт выживания в чуждой православию среде, но они не имеют опыта гонений православия, который пережили катакомбники. У зарубежников все вышло проще: жили в дореволюционной России, все в ней проиграли, потом помогали белым, потом погрузились на корабли и оказались на Балканах. Мой близкий родственник, Н. М. Абрамов, вместе с профессором Верховским, был секретарем Ставропольского Собора174. В воззвании этого Собора были высказаны мысли о придании борьбе с большевиками религиозного характера, а в послании Собора провозглашалась идея, что военачальникам надо водрузить на знамена кресты и призвать войска бороться за гонимую Святую Церковь и за спасение распятой революцией России.

К сожалению, это воззвание не было поддержано участниками Собора, и протоиерей Востоков, основной автор воззвания, остался в меньшинстве. Не объявив священной войны против безбожного большевизма, белые, конечно, проиграли175. И в Строгановской, и в Киселевской моленной были копии стенограмм Соборов и церковных совещаний как с территории Белого Юга, так и Белой Сибири. Я даже видел Харбинскую церковную документацию176.

Все это еще живо обсуждалось в начале шестидесятых годов. Вот только молодежи было мало — несколько девушек, потом неудачно вышедших замуж, и двое-трое молодых людей, избравших себе советские карьеры и оказавшихся потом даже в красной Патриархии. Вопрос смены поколений в общинах был очень сложен. Происходило постепенное размывание цельных личностей. Наиболее крепки в вере и неприятии советских порядков были старики. Их дети, наши отцы, вынужденные жить и действовать в условиях большевизма, уже невольно усваивали элементы большевистских стереотипов и к концу жизни в известной степени духовно сломались и переродились. Поколение, рожденное в 1908–1910 годах, а это было второе поколение непоминающих, где-то до середины 1940-х годов духовно сохраняли себя, а после войны они все сломались.

Зато люди, рожденные на рубеже и в том веке, были духовно бодры и молоды в свои восемьдесят. Та же Милитина Григорьевна, Илья Михайлович и Валериан Вадимович были намного моложе последующего поколения. У них была бодрая и даже веселая старость, они часто смеялись, шутили, говоря, что самое страшное уже позади и что большевизм теперь издохнет сам, как раненый зверь. А смертельно ранил его другой слуга антихриста — Гитлер, перемоловший самые агрессивные красные кадры.

Эти идеологические особенности лиц, участвовавших в московском духовном противостоянии Патриархии и красному Кремлю, изложены мною в связи с тем, что я хочу объяснить предысторию единственного в те годы открытого и публичного акта гражданского и церковного неповиновения режиму усатого антихриста в его сатанинском гнезде — на Красной площади и около Кремля.

В сорок первом, когда немцы подходили к Москве, у Строгановой состоялось собрание непоминающих мирян и духовенства Москвы и городов, примыкающих к Москве. Темой собрания было отношение к возможному взятию города немцами. Одна часть мирян и духовенства относились положительно к захвату Москвы немцами, другая — отрицательно. Победила русофильская и патриотическая линия, которую поддерживала и Строганова.

Суть этой линии была в том, что теперешние немцы — это совсем не те немцы, с которыми мы воевали в четырнадцатом году. Те немцы были намного приличнее, не в такой степени, как русские, но соблюдали кодекс офицерской чести. Эти немцы также набрали в свои карательные части массу обиженной на русских чухны: финнов, эстонцев, латышей, — а мы еще по революции знаем, какими палачами были люди Петерса и Вацетиса, так что от чухны добра не жди. Из оккупированных областей сообщают о плохом поведении немцев, о жестокостях и грабежах населения. Хотя есть и массовое возрождение православия на освобожденных от большевиков землях, но немцы, тем не менее, не хотят способствовать русскому самоуправлению.

На этом собрании, где был и мой отец, и Киселева, и многие другие, было до десяти клириков из Александрова, Серпухова, Вязников, Дмитрова и других городов Подмосковья, где тогда еще существовали катакомбные общины. Тактика непоминающих, ввиду облав и арестов, была такой: священники должны жить в подмосковных городах, на дачах членов общин, вести жизнь неграмотных сторожей, огородников, психически больных, прикидываться глухонемыми, и только на время приезжать и служить в московских домовых церквах.

Интересно, что все собравшиеся чувствовали себя историческими преемниками русского православия, ответственными за судьбу Родины. По сохранившимся историческим преданиям, чтобы сохранить Москву от нашествия иноплеменных, надо было пройти крестным ходом вокруг Кремля.

На строгановском собрании было решено совершить эту мистическую акцию и спасти город. Разными ораторами говорилось: «Православная Москва разорена большевиками, большинство храмов снесено и разорено, но многое, включая Кремль с половиной Кремлевских соборов и могилами царей, сохранилось, есть и отдельные верующие русские люди. Если город будет сдан немцам, остатки святынь будут поруганы до конца и пострадают люди. Мы все помним, как французы держали лошадей в алтарях и обдирали иконы, повторится то же самое. Мы будем молиться и спасем остатки старой православной Москвы и России, а не большевистский Кремль и красную Москву».

Была выработана и тактика задуманной акции. Один знакомый Строгановой, доверенный кремлевский и лубянский врач, взялся утрясти этот вопрос с «органами». Он сообщил, что верующие хотят совершить крестный ход вокруг Кремля, и это спасет и Москву, и лично товарища Сталина177. У Строгановой и через Союз русских офицеров, и через другие, в том числе, и медицинские круги, были свои люди на Лубянке, на этой московской Александерплац, где круглосуточно горели бессонные окна и где без отдыха и перерыва выколачивали показания.

И мой отец, и его друг