его зубам: их белизна хорошо контрастировала с костями и одеждой, и они были хорошо заметны, что должно было помочь гостям сориентироваться, даже если они будут смотреть на тело под неудобным углом. В очередной раз подняв глаза из могилы, я увидела множество солдат КФОР, стоявших за надгробиями через каждые двадцать шагов. Каждый держал в руках оружие. Примерно в начале пятого на дороге показался кортеж – вот и гости. Хосе Пабло напомнил, что нужно вести себя как можно вежливее, застегнуть синие костюмы до горла (несмотря на риск теплового удара) и продолжать работу. Экскурсию он проведет сам.

Я была сосредоточена на теле и особо не смотрела по сторонам, когда услышала голос Хосе Пабло. Затем на уровне моих глаз появилось около двадцати пар ног в стильной обуви. Я сняла с головы мальчика немного только что счищенной земли, положила ее в ведро, а затем отошла к изножию могилы, чтобы показать, о чем рассказывает Хосе Пабло:

– Здесь вы можете увидеть, в каком состоянии находятся некоторые скелетированные останки, например, этот подросток.

Я подняла глаза на группу вокруг Хосе Пабло: в контровом свете я не могла разглядеть их лица. Липкие капли стекали по моим бровям и губам, волосы прилипли ко лбу. Поведя головой в попытке смахнуть пот, я встретилась глазами с мужчиной, склонившимся к Хосе Пабло. Этому человеку Хосе Пабло адресовал все свои комментарии. Меня удивило, что он не смотрит на тело в могиле. Он улыбнулся мне благодарной и извиняющейся улыбкой. Я улыбнулась в ответ, хотя моя улыбка выглядела скорее усталой гримасой. Позже я узнала, что это был Бернар Кушнер.

После того, как Барни сфотографировал тело, некоторые гости задержались, наблюдая, как мы готовим мешок для тела. Затем гости направились к машинам, а журналисты побежали за ними. Мне почему-то было жаль, что они уходят: приятно было встретить людей из внешнего мира.

Когда мы наконец на носилках перенесли тело мальчика в грузовик-рефрижератор, я вспомнила, как мне нравится эта часть процесса. Раньше я думала, что это чувство зародилось во мне в 1996 году, когда мы поднимали останки в церковь в Кибуе, или когда карабкались по склону в Церске, но на самом деле это собственническое чувство я испытывала уже в Аризоне, всякий раз, когда мы везли из службы судмедэксперта в лабораторию идентификации неопознанный скелет в багажнике машины. Уложить кости в багажник факультетского джипа или поставить мешок для трупов в рефрижератор морга Трибунала – похоже, единственный формальный ритуал, означающий начало перехода Неопознанного в статус Опознанного.

Глава 21

Шведка в морге

Через несколько дней после визита Кушнера Хосе Пабло перевел меня с поля в морг. Вскоре ему предстояло лететь в Гаагу, чтобы дать показания. На время его отсутствия на меня ложилось составление одонтограмм – записей о состоянии зубов у обнаруженных нами трупов и кураторство над ассистентами антропологов, для которых эта миссия МТБЮ была первой.

Я поехала вместе с Хосе Пабло в Скопье, чтобы встретиться с Патриком, одонтологом из Великобритании. Он прилетел на выходные, чтобы научить нас работать с Международной системой нумерации зубов для заполнения одонтограмм. В судебно-медицинской практике сравнение сделанной после смерти одонтограммы с прижизненными стоматологическими записями позволяет любому стоматологу определить, знал ли он умершего. В Косово одонтограммы МТБЮ также предполагалось предоставлять Комиссии по обнаружению и идентификации жертв, международной организации, которая собиралась связываться с семьями, чьи родственники, возможно, были среди эксгумированных МТБЮ тел. Если к стоматологам и стоматологическим записям невозможно было обратиться, то родственники могли описать состояние зубов пропавших близких, нам же предстояло сравнить эту информацию с посмертными одонтограммами.

Патрик научил нас фиксировать в одонтограмме все одонтологические элементы, но что еще важнее, он познакомил нас с системой записи одонтограмм Интерпола. В ней рот разделен на квадранты: с левого верхнего до правого нижнего. Система немного отличалась от той, которую я изучала в Аризоне, поэтому мне потребовалось некоторое время, чтобы воспринять новую информацию. Кроме того, Патрик дал нам список точных названий элементов архитектуры мостов и зубных протезов и научил распознавать более современные стоматологические материалы, используемые для пломбирования и склеивания зубов. К счастью, он составил для нас своего рода методичку с основной информацией, образцами одонтограмм и фотографиями клинических случаев, детальные пояснения к которым были вынесены на отдельную страницу. Патрик принял нашу делегацию во внутреннем дворике отеля «Тазино Чесмице»: он обучал нас практически весь день, а потом расспрашивал, пытаясь понять, насколько хорошо мы усвоили материал. Наконец он вручил нам методичку и пожелал удачи, извинившись, что не может участвовать в миссии в полном объеме.

Когда мы ехали назад в Косово, Хосе Пабло и Эрик Баккар, наш французский главный патологоанатом, сказали мне, что помимо копий одонтограмм Комиссия по идентификации жертв также получит специальные выписки с идентифицирующей информацией, составленные по результатам аутопсии и антропологии МТБЮ. Была надежда, что это поможет им организовать возвращение тел семьям без повторных медицинских осмотров.

Первое, что мне предстояло сделать – это не забыть взять с собой пакет с едой, потому что теперь я питалась отдельно от моих соседей по дому. Но естественно, это была не самая трудная задача. Руководящая должность и составление одонтограмм позволили мне более широко взглянуть на нашу деятельность. Теперь мне приходилось помнить обо всех телах, которыми занимались мои коллеги. Я знала, откуда привезли те или иные трупы, я могла представить, как выглядят их могилы, я общалась с гораздо бóльшим количеством живых людей, чем это было раньше. Я разбиралась с различными просьбами и жалобами от персонала, оказывала помощь больным и тем, кто страдал от стресса; я проводила экскурсии для различных гостей, постоянно оценивала работу коллег и писала горы отчетов для Хосе Пабло. Будь я просто еще одним рядовым антропологом, я бы делала куда меньше, но тогда не смогла бы увидеть картину целиком.

Работа с одним отдельно взятым телом представляет собой головоломку или задачу, к решению которой я, как антрополог, подхожу с профессиональной радостью: это требует от специалиста задействовать и руки, и голову. Дело всегда начинается одинаково: как только тело извлечено из рентгеновского кабинета и сфотографировано, а одежда снята, нужно осмотреть его с планшетом в руке, пропальпировать, чтобы определить отсутствующие кости, при необходимости обнажить и извлечь кости, имеющие значение для антропологического и патологоанатомического исследования. Затем нужно реконструировать кости, разрушенные в результате травмы, а после – обсудить эту травму с патологоанатомом. Даже если дело трудное, эти обязательные шаги гарантируют, что работа в