а равно и в европейском мнении, такую высоту, которая никому и не снилась во время его подписания».

Внимательными были и некоторые польские публицисты и аналитики. Уже в своем вечернем выпуске от 4 июля 1935 года тот же «Kurjer Warszawski» на первой полосе опубликовал статью за подписью «В.К.» под заголовком «Вольные руки на Востоке», которая начиналась с суждения, что «вся немецкая дипломатия основана теперь на том, чтобы вдребезги разбить понятие единства европейского мира, разделить Европу на отдельные миры — Запад и Восток и оставить Германии в том втором свободные руки». Не преминул автор подчеркнуть, что «теория такой дипломатии со всей открытостью изложена в книге «Майн кампф», а ее практическую сторону «уже два года демаскирует нам повседневная жизнь».

Суждение, что наступил новый период в отношениях с Германией, распространялось в польской общественной среде по всей Речи Посполитой. К примеру, провинциальный «Dziennik kresowy» — это значит окраинный — 5 июля поместил публикацию под красноречивым названием «Подтверждение польско-германской дружбы». Назавтра тоже на первой странице «Dziennikа…» набранные крупным шрифтом заголовки утверждали, что «согласование взглядов Польши и Германии — результат визита мин. Бека в Берлин», что достигнуто «взаимное удовлетворение обеих сторон». В текстах публикаций пояснялось, что состоявшиеся «беседы показали значительное совпадение взглядов», приводились слова Бека о том, что пожелания Гитлера, касающиеся «прочности польско-немецкого пакта, нашли сильный отклик в Польше», а также, что «с польской стороны существует искреннее желание дальнейшего углубления соседских отношений с Германией», ведь «с момента подписания польско-германской декларации от 26 января 1934 года мы значительно продвинулись вперед по пути взаимно познания и понимания». Эта же газета 7 июля 1935 года опубликовала снимок Бека перед почетным караулом вермахта и цитату из «Völkischer Beobachter», констатировавшую, что в результате «официального визита польского министра в Берлин оба правительства могут с удовлетворением утверждать, что политика взаимопонимания во всех смыслах оказалась эффективной», более того, «обе стороны живут стремлением ее дальнейшего расширения». Из Берлина в Варшаву, признают и современные польские историки, ведавший иностранными делами министр Речи Посполитой вернулся «убежденным в искренности уверений Гитлера в том, что касалось мирных намерений его политики по отношению к Польше».

К тому времени прогерманская позиция главных лиц Речи Посполитой из тайны превращалась в разочарование для советского руководства, хотя оно все еще воздерживалось от резких комментариев. Москва получала информацию, проливающую все более определенный свет на польскую политику. Своеобразный восклицательный знак в этом деле поставила раздобытая советскими разведчиками копия датированного 19 мая 1936 года письма Главного управления национальной безопасности Министерства внутренних дел Франции, направленного в Военное министерство этой страны. В письме говорилось «об отбытии министра иностранных дел Польши Ю. Бека из Женевы в Берлин на личном самолете Г. Геринга». Для французского генералитета то уведомление из МВД, скорее всего, стало еще одним доказательством «существования тайных статей в польско-германской декларации», отметил в этой связи и Войцех Матерский в своем исследовании. Но, можно полагать с большой долей уверенности, не только для французского военного и политического бомонда. И не только по этому красноречивому поводу.

Глядя на ситуацию с тем сближением, всплывает все больше оснований для вывода, что Герман Геринг — вторая персона, еще раз повторим, в Рейхе после Гитлера — регулярно наведывался в Польшу поохотиться не только за четвероногими обитателями Беловежской пущи. Те приезды для советской разведки тоже не были большим секретом, она уделяла им пристальное внимание и о них, случалось, узнавала еще до их начала. В феврале 1937 года в донесении «О поездке Геринга в Польшу» начальник разведуправления Красной армии С.П. Урицкий сообщал маршалу К.Е. Ворошилову, что, «по полученным от достоверного источника сведениям», Геринг приезжает в Речь Посполитую 16‑го числа названного месяца. После заявленной «охоты» в Беловежской пуще он «возвратится в Варшаву, где у него состоится встреча с Беком». Однако, отмечал С.П. Урицкий, польские газеты по указанию охранки «не называют даты приезда Геринга» — охранкой в тогдашней Речи Посполитой называли службу внутренней безопасности. Бросается в глаза и то, что слово «охота» в донесении взято в кавычки. Даже из этого неизбежно вытекало понимание, что она как раз и была не главным занятием рейхсминистра во время его наведываний Польши.

Чуть больше чем через неделю — 25 февраля 1937 года — тот же комкор С.П. Урицкий информировал К.В. Ворошилова, что «состоявшаяся 16 февраля с.г. года беседа Геринга с Рыдз-Смиглы, на квартире последнего, велась вокруг выдвинутого Герингом вопроса об установлении польско-германского военного сотрудничества». Из последующих строк следовало, что линии двустороннего взаимодействия обозначал именно рейхсмаршал. Он прямо «поставил перед Рыдз-Смиглы вопрос о постройке через коридор германской железнодорожной линии и автострады, соединяющей Германию с Восточной Пруссией». В ходе беседы Геринг также специально «подчеркнул, что Данциг должен быть германским», правда, с мало прикрытой издевкой добавил, что «не теперь», притом с «добровольного» согласия Польши». Откажитесь, дескать, сами, дабы не пришлось вас понуждать. Далее Геринг в той беседе подвел Рыдз-Смиглого к главному для Рейха выводу, состоявшему в том, что «единственный выход из создавшегося кризиса является война против СССР» (Так в тексте. — Я.А.). При этом рейхсминистр назвал и «премию», которую в результате агрессии против Советского Союза может получить Речь Посполитая. Ею «для Польши будет Украина», а «для Германии — Советский «север». В другом сообщении на сей счет прямо сказано и о том, что в ходе тех переговоров «Геринг напирал» на Рыдз-Смиглого.

Ответ польского маршала Эдварда Рыдз-Смиглого, данный германскому рейхсмаршалу Герману Герингу во время той квартирной встречи, С.П. Урицкий пообещал выяснить. И сдержал слово, установив, что Рыдз-Смиглы, который поначалу «давал уклончивые ответы или молчал», все-таки недвусмысленно заявил Герингу, что «Польша в войне 1921 г. достаточно ясно показала, как она относится к коммунизму и советскому правительству. Он повторил, что в случае конфликта Польша никогда не окажется на стороне большевиков». Далее главный военный в Речи Посполитой сказал, что «считает своей задачей придерживаться политической линии, установленной маршалом Пилсудским, и что вследствие этого он не намерен изменять политику, проводимую в отношении Германии». Ровно через месяц — 25 марта 1937 года — тот же С.П. Урицкий направил И.В. Сталину и В.М. Молотову подробную «запись беседы Геринга с Рыдз-Смиглы, полученную нами от агента, занимающего ответственное положение в Министерстве иностранных дел Польши». Тогда, следовало из записи, рейхсмаршал Герман Геринг недвусмысленно дал понять маршалу Эдварду Рыдз-Смиглы, что ему велено сообщить руководству Речи Посполитой следующее:

— канцлер Гитлер поручил ему самым категорическим образом подчеркнуть, что он теперь в большей, чем когда бы то