Шрифт:
Закладка:
…Последнюю неделю перед отпуском Варя жила на разрыв аорты.
Нужно было раскидать по коллегам текущие уголовные дела, подробно отчитаться перед Никитиным, ухитриться увидеться с ним после службы и куда-то пристроить на это время Аньку. А еще перебрать, перестирать и уложить летние вещи, что-то приличное докупить (в условиях тотального дефицита!), покрасить волосы, ресницы и брови, сделать маникюр/педикюр, отнести в мастерскую босоножки, заскочить в бухгалтерию и собрать все необходимые для отпуска документы.
Ольгу она так больше и не увидела.
Зато пару раз встретила Маргариту Ивановну, которая в свои эмоциональные пассажи о погоде и политике нет-нет да и обеспокоенно вставляла фразочки о странной пианистке с пятого этажа.
— Ума не приложу, куда обе могли деться! — пожимала плечами Маргарита. — Обычно те, кто уезжает в отпуск, всегда с соседями делятся, чтобы за квартирой присмотрели. У нее цветы-то есть, не знаешь?
— Не помню. Видела только букеты в вазах.
— Слушай, может, она к мужику своему на Украину махнула? А что — взяла дочь и умотала?
— Вряд ли.
— Вот и я думаю — вряд ли… Уверена: он уже и тогда был женат.
— Она этого не говорила.
— А она много тебе о себе говорила? Тихушница она. И с головой у нее, сама знаешь, не лады.
— Не лады с головой у каждого второго, — вяло заступилась за бывшую приятельницу Варя.
Но в целом с соседкиным резюме было не поспорить.
Могла ли тогда она, Варя, затюканная со всех сторон молоденькая мать-одиночка, разрываемая долгом и страстью, попытаться предотвратить ту жуть, что случилась в последний день долгожданного отпуска?
Возможно, могла… но как?!
Могла и Маргарита, мог и любой из соседей на пятом, просидевших все лето на дачах, в то время как из угловой квартиры вылезал из-под двери зловонный гнилостный запах.
«Раньше было понятие «общественный», а теперь, Варенька, людьми правит только собственное удобство», — мелькнули в памяти недавние Маргаритины слова.
«Нет, Маргарита Ивановна. Собственное удобство и тогда правило людьми. Оно всегда ими правило и будет во все времена править», — ответила она мысленно соседке.
Как только дождь за окном утих, Варвара Сергеевна попросила счет.
Столик напротив был пуст.
Пока она бултыхалась в своих воспоминаниях, мать с дочерью успели уйти.
«А вечером эта женщина кому-то расскажет, как хорошо сегодня посидела в кафе с ребенком!»
Прежде чем подняться к себе в квартиру, Самоварова решила зайти к Маргарите Ивановне.
35
Даня проводил с ней все свободное от работы на телевидении время.
С ненормированным графиком — то он был весь день дома, то зависал на телевидении до глубокой ночи.
Инфанта оставила прием в салоне красоты только по тем вторникам, когда Даня работал. Поскольку, как правило, он знал об этом только накануне, пару вторников успело «сгореть». Клиенты не имели возможности связаться с ней напрямую, а менять правила она категорически не хотела — столь тщательно созданная легенда не должна быть разрушена!
Это ведь важнее денег.
Когда она появлялась в салоне красоты, девчонки на ресепшен (тоже не знавшие номера ее мобильного) пересказывали, как возмущались те несчастные, что прождали ее в коридоре час, а то и два.
Инфанта теряла заработок, но по сравнению с тем, что давал взамен Даня, это был пустяк.
О покойной после сорока дней влюбленные говорили лишь раз, на следующее утро поехав, по настоянию Инфанты, на кладбище.
По дороге, несмотря на сопротивление Дани, подчеркнувшего, что мать всегда была скромна, Инфанта купила огромный букет кроваво-красных роз.
Укладывая букет на свежевырытую, на самом конце лесистого участка, бедную могилку, она сама не знала, что это — откуп или подношение.
На могилке стоял наскоро сколоченный кладбищенскими работягами деревянный крест. Она едва скрыла усмешку — поколение покойной, так же как и ее матери и твари, большую часть жизни прожило без Бога.
Зато в начале девяностых, пока, на хрен никому не нужная, она загибалась от бесконечных болезней в казенном доме, эти вдруг спохватились и кинулись по храмам — креститься да отмаливать.
Людям по большому счету все равно, во что играться — в орден избранных или в принадлежность к древнейшей секте, воспевающей Спасителя, которого они сами же и распяли.
После кладбища поехали в кино.
Даня выбрал дурацкую отечественную комедию, снятую его сокурсником. Перед сеансом купил попкорна и колы.
Прижавшись к его плечу в темном зале, Инфанта от души смеялась над плоскими шутками и предсказуемыми перипетиями героев.
После сеанса, бесцельно пошлявшись по торговому центру, остановились у ларька с мороженым.
Инфанта долго не могла выбрать между фисташковым, малиновым, карамельным и шоколадным.
Даня смеялся, предлагая ей отведать все варианты, а она, отвечая радостным смехом, заигрывала с молоденьким продавцом и зачем-то объясняла ему, что годами сидит на диете и что уже и так поправилась за последние недели почти на два килограмма.
В итоге она взяла два шарика обычного пломбира в хрустящем вафельном рожке, отдаленно напоминавшем тот, из детства, который никогда не покупала мать.
…Крепко замерзший пломбир в покривившемся вафельном стаканчике ей, семилетней, неожиданно принесла в лазарет молоденькая воспитательница с агрессивной тоской в глазах…
Даня, не любивший мороженое, с нежностью наблюдал, как Инфанта, примостившись у ограждения, жадно его поедала, нетерпеливо промакивая салфеткой растекавшиеся по губам и подбородку сладкие ванильные ручейки.
Мимо проходили одуряюще приятные люди — смешливые молоденькие женщины в яркой модной одежде — подружки или спутницы хорошо одетых, подтянутых мужчин. Большинство женщин что-то громко рассказывали, а их мужчины с нежностью и легким снисхождением во взглядах внимали этим эмоциональным потокам.
«Может, и глупо считать, что мужики от природы толстокожи, — думала Инфанта. — Они чувствительны, они эмпатичны, уязвимы и зависят от нас не менее, чем мы от них».
Секс в этот вечер был другим — неторопливым и каким-то вдумчивым.
Животная страсть уступила место диалогу мужчины и женщины как физически, так и буквально — часто прерываясь, они о чем-то ворковали, и это вовсе не мешало им возвращаться к действию, продолжая самое приятное для человеческой породы занятие.
Инфанте пришлось слукавить — она сказала Дане, что завтра, после того как получит взамен просроченного новый паспорт, повысит их билеты до статуса бизнес-класса, поскольку у нее накопилось много полетных миль. И про отель наврала, пояснив, что хозяин турагентства ей чем-то обязан и потому устраивает им люксовый вариант по цене эконома.
Разморенный любовными утехами, он не стал выяснять подробности.
Тяжелый дух покойной продолжал висеть в квартире, но из Даниной, вернее теперь уже «их» комнаты, не выдержав горячечное и
