— Там, — обернулся он к девушке. — У конца Млечного Пути. Видишь?

— Что? — Катя пожала плечами.

— Чуть в сторону. — Он снова протянул руку. — Примерно на три пальца левее этой высокой сосны. Видишь? Несколько ярких звезд!

— Вижу, — с облегчением произнесла Катя.

— Это Персей. — Он удобнее устроился в коляске и снова нашел ладонь санитарки. Девушка хотела убрать руку, но поручник сильнее стиснул ее пальцы и кивком указал на ту часть неба, в которую они всматривались.

— Все-таки дождались, — прошептал он.

— Ой, правда, — чуть не вскрикнула Катя, потому что в этот момент от светлого облака звездной пыли оторвался метеорит. Он летел по дуге, за ним сорвался второй, светившийся чуть дольше.

— Персеиды отлетают от Персея.

— Ой! — Она положила другую руку на его плечо. — Еще один!

— Говорят, это слезы Святого Лаврентия. Или что небо плачет.

— Оно плачет?

— Да. К счастью.

Подняв головы и не шевелясь, они затаили дыхание, боясь нарушить тишину.

— Поручник, вон еще одна! А теперь сразу две звезды!

— Вижу, — ответил он уже совершенно спокойно. — Персей, возвращаясь с головой Медузы, увидел прикованную к скале Андромеду. Он освободил ее, и счастливые родители в награду отдали девушку ему в жены.

Катя молчала, но поручник знал, что она слушает его, хотя не все понимает из античной легенды.

— Ой, снова, — с улыбкой показала на еще одну падающую звезду. — Какая яркая!

— После смерти любящих супругов боги взяли их на небо, — вполголоса закончил поручник рассказ.

Яркие искры роями отрывались через каждые несколько секунд. Катя уже перестала громко восхищаться ими. Она молчала, словно ожидая услышать чудесную музыку падающих звезд. Однако надолго ее не хватило.

— А у Андромеды тоже есть своя звезда?

— Даже целое созвездие, — улыбнулся поручник. — Рядом с возлюбленным.

Девушка недоверчиво взглянула на него.

— Чуть ниже. — Поручник повел указательным пальцем вдоль темного контура сосны. — Перед Млечным Путем.

— Вижу, вижу. — В ответ на пожатие Катя слегка сдавила его плечо.

— Она отвечает Персею роем андроменид. Осенью, в конце ноября. В день Святого Валериана.

Девушка спросила почти шепотом:

— Она тоже плачет к счастью?

Поручник кивнул, почувствовав, что голос может его не послушаться.

На рассвете он проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо.

— Поручник! Проснитесь!

Он увидел над собой лицо Кати с большими испуганными глазами.

— Эвакуация! Госпиталь эвакуируется, — объяснила она. — Гитлеровцы прорвали линию обороны.

Она на ходу отдала распоряжения подбежавшим санитарам:

— Осторожней с ним. У него парализованы ноги.

— Так точно, сестра! — громко ответил солдат с носилками.

Катя избегала взгляда поручника. Он хотел ее подозвать, но не знал, как начать разговор, и поэтому только сжал губы. В коридоре, пока его несли, он сумел дотянуться до руки девушки.

— Катя!

Она упорно отворачивалась.

— Катя, не плачь! Помни, Персей освободит… — Он не успел договорить, потому что девушка вырвала руку и побежала по коридору.

— Ну, чего ждете! — рявкнул он на санитаров, злой оттого, что не учел простой вещи: беспомощный Персей с парализованными ногами не сможет освободить Андромеду.

Перевод В. Масальского.

Человек в клетчатой куртке

Самолет словно завис как раз на той высоте, которая дает ощущение покоя. Из динамиков лились раздольные звуки фортепианного концерта Рахманинова. Это была самая подходящая музыкальная иллюстрация для раскинувшейся внизу разноцветной и объемной карты бескрайней страны. Казалось, что эхо поющего рояля охватывает всю тайгу. Широкая музыкальная тема оттенками зеленого цвета обрисовывала линии рек. Удивительно было сознавать, что эти узенькие ленточки движутся, хоть этого и не видно. Медленно, очень медленно, но грозно несут свои воды. Однако журчание воды можно мысленно заменить музыкальным звуком. И этот вполне конкретный звук в свою очередь наполнит поток воображения…

Девушка, удобно устроившись в кресле, перебирала в памяти события, которые предшествовали ее путешествию. После долгих поисков, в которых ей помогала редакция журнала и адресное бюро, она узнала место его работы. А город ей уже был известен. И с того самого дня она почувствовала себя по-другому, будто исполнила давно тяготивший ее долг или сдала трудный экзамен, который до этого бесконечно откладывала.

Она наклонилась к окну. Бледно-серые облака редели, оставаясь где-то внизу, но они все еще концентрировали в себе лучи солнца, находившегося сзади. На дне синих ущелий лежала Земля с обломками громоздящихся плоскостей, наваленных поперек не то рыжих, не то желтых груд. Только потом в этом появилась какая-то закономерность. Урал… Все было так объемно, что можно было разглядеть мельчайшие детали этой природной карты.

Свою биографию она помнила с семи лет. Начиналась эта биография с детского дома. О том, что было раньше, она узнала либо от случайных, чужих людей, либо из рассказов очевидцев. Все вместе она пыталась соединить обрывками собственных воспоминаний. Припоминала самые трагические моменты: отец не вернулся с войны, мать погибла под обрушившимся во время бомбардировки перекрытием. Сама она уцелела чудом, — так потом говорили люди. Кажется, она плакала под развалинами. Ее услышал солдат с красной звездой на шапке. Он пролез в завал, вытащил оттуда девочку и отдал ее собравшимся зевакам. Спросил, как зовут ребенка, но никто не смог ему ответить, потому что никто не знал ее имени. Солдат помахал ей рукой и пошел дальше. А ее отдали в монастырский приют. Кто-то спросил у солдата его фамилию, записал на бумажке и вместе с ребенком передал этот листок в приют. Вот и все, что она знала, прежде чем начала поиски своего спасителя.

А под самолетом все уже было другое. Бескрайняя зеленая палитра медлительно открывала одну за другой свои краски: сочную, взрыхленную лучами солнца зелень, побуревшую, а то и серую шубу густых лесов, потрясающую тундровую мозаику, составленную из всех оттенков лилового цвета. А сверху висели огромные перистые наслоения ваты, разодранные по швам, или клубящиеся шары, безмерно раздутые и наполненные тишиной…

Между двумя воплощениями прекрасного — тем, что внизу, и тем, что внутри бело-голубого пространства, таилось третье измерение — пространство возбуждения и тревоги. Первый раз в жизни она летела на самолете, да к тому же так далеко! А тут еще эта постоянная оглядка на себя. Это ее мучило, временами нервировало. Хотя повода для беспокойства не было. Сосед спокойно дремал рядом. Он сел в Казани и ни на кого не обращал внимания. Сразу же принялся читать, а теперь «Литературная газета» мирно покоилась на его коленях.

Получив адрес, она долго искала в этих краях подругу — для переписки. Письма Тамары с каждым разом становились все длиннее и все сердечнее. Наконец Тамара