- Хорошо, - прошептала она ему на ухо. – Как же я тебя люблю. Спокойной ночи, мой лучший мужчина на свете.

Едва захлопнулась дверь, Максим растянулся на койке и сказал себе: «Разгрузка!» И снова онемели конечности, по телу пробежала волна, полностью погасившая способность двигаться. С потолка ударил белый столб света…

Глава 12

Максим, сидя на койке, прикончил банку консервов, доел последнюю упаковку галет и запил остатками сока. В генераторную заглянула Яна:

- Там это… майор просит на совещание.

Взрослые собрались на складе. Дети, под присмотром Яны, притихли на койках.

Церпицкий объявил начало собрания. Внезапно лампы моргнули, вспыхнули снова и погасли. В убежище воцарилась непроглядная тьма.

- Автомат выбило, - объяснил Максим. – Наверное, дефектный. Я сбегаю и включу.

Проводник открыл дверь и выскочил на улицу. Добежал до подстанции, включил рубильник и медленно пошел назад. Из убежища поплыли миазмы липкого страха.

Входить внутрь не хотелось. Пересиливая себя, Максим спустился по лестнице, распахнул стальную дверь и покатился по бетону: кто-то сильно ударил его по шее и сбил с ног.

- Живучий, однако, - сказал ехидный голос заклятого врага – Петровского. Интересно, к кому относились его слова?

Преодолевая внутренний протест, Максим открыл глаза. Доцент собранный и подтянутый, готовый выстрелить в любой момент, презрительно ухмылялся в лицо. В его руке поблескивал двуствольный пистолет, и маленькие, совсем нестрашные, но смертоносные дула черными точками смотрели прямо в лоб.

У стены, направив на сбившихся в кучу детей помповое ружье покойного Коряги, стоял Шмель. Майор, Ирина и Олеся сидели на койке, заложив руки за голову. Но вместо страха в их глазах застыл немой укор. Яна стонала на койке, на лбу багровел кровоподтек. Наркоман прижимал к нему мокрую тряпку.

- Ты не сможешь меня застрелить, - Максим поднялся на ноги.

Петровский хмыкнул:

- Да как два пальца об асфальт. Изготовлено специально для Зоны. Так что слушай большого дядю, пока он не разозлился. Но как же ты облажался-то?

- Я чувствовал опасность. Но не знал что, где и, самое главное, кто.

- Мне ни к чему слабоумный проводник, – в голосе Петровского прозвучала издевка. – Надо было тебя пристрелить еще в церкви. Тебе мозги отшибло? Ты же знал обо мне! Отвечай!

- Я… забыл, - пролепетал несчастный Максим.

- Забыл?! – взревел майор и вскочил на ноги. – Забыл?!

Шмель повернул ствол дробовика, и Церпицкий рухнул обратно на койку.

- Еще одного предупреждения не будет, - скучно проговорил доцент. – Кто раскроет пасть, получит острое свинцовое отравление. Надеюсь, я доступно пояснил?

Петровский толкнул Максима на койку и сел напротив.

- Продолжай, - сказал он.

- Я думал, злодей – майор. Ему так хотелось казаться негодяем…

- А как же твоя интуиция, предвидение или что еще там?

- Я по логике думал, - вздохнул Максим. – Мне же не видно конкретно, откуда ветер дует. А почему вы спрашиваете? Это важно?

- Очень. Я даже могу сказать, для чего. Мне нужно лучше понять этих гавриков, - Петровский ткнул пальцем в детей. – Они все – телепаты или целители. Моя организация жаждет использовать их таланты. Операция по их… выявлению готовилась давно, да майор сумел отправить их сюда. Зато в Зоне я был на шаг впереди.

- Интересно, я когда-нибудь доживу до злодея, который не объясняет свою мотивацию? – вырвалось у Максима.

Петровский широко улыбнулся. Почти по-человечески. Он, видимо, упивался властью над поверженным противником.

- У меня свои интересы, - сказал доцент. – Я хочу предложить тебе сотрудничество. Взаимовыгодное, разумеется. Ты должен вывести меня отсюда.

- А остальных?

- Их тоже. Потом я вас отпущу. Мне нужны только дети. Даже Яна мне ни к чему – ее сознание уже сформировалось. Ты бы хотел купить ферму? – неожиданно спросил Петровский.

Максим раскрыл рот. В ушах засвистела дудочка, она звала за собой, и не было никакой возможности вырваться из объятий музыки, навевающей тоску и страх.

«Есть две дороги, но чем дольше ты в пути, тем больше времени, чтоб нужную найти!» - знакомые слова на знакомую мелодию… откуда?

Перед глазами всплыла мирная картина: чистый белый коттедж в яблоневом саду, хлев, две пятнистые коровы и улыбающаяся Олеся с ведром, полным свежего молока. Стоп-кадр сменился: теперь Максим увидел собственное тело. Он скорчился на грязном бетонном полу, привязанный к ряду кресел в каком-то зале. Глаза остекленели, на лице застыла мука и отчаяние. Рядом в луже крови распласталась Олеся. Яна сидела у стены, прижав ладони к груди. Пальцы блестели, словно залитые красными чернилами… Наваждение пропало мгновенно, будто кто-то сдул с глаз туманную пелену.

- Ферма – это не для меня, - прошептал Максим, оправившись от ужаса.

- Значит, придется толкать маргаритки. Достойное занятие, - доцент фамильярно похлопал его по плечу.

- А если я откажусь? – безнадежно спросил Проводник.

- Тогда я проведу важный эксперимент. Мне интересно, сколько пуль сможет выдержать хрупкая девушка, и на каком выстреле сломается ее нежно любящая половина.

- Вы не посмеете! – вскрикнул Максим.

- Разумеется, нет. Я же добрый, - едко улыбнулся Петровский. – Ты ведь отличаешь правду от лжи…

- Вы врете, - вздохнул Проводник. – Сейчас врете. Но вы можете покинуть аномалию, если хорошенько заложите за воротник?

-Тогда я выйду, куда попало. А мне надо выбраться точно на узкоколейную станцию. До тоннеля меня доведет Шмель. Он почти такой же, как и ты. Только пожиже.

- Зона будет оцеплена. Тебе не выбраться, - бросил майор.

Петровский расхохотался так громко, что эхо в убежище стихло лишь через пару секунд:

- Я выйду через тоннель. Там есть подземный ход за периметр. Прямо к реке. А вы думали, как я выбрался после того, как Фирсов приложил меня наганом по голове? Впрочем, это не ваша забота. Я и так заболтался.

Петровский достал из рюкзака моток тонкого капронового шнура, и обвязал Проводника и себя. Кинул конец остальным:

- Последний – Шмель!

- Яна не может идти. Ей плохо, - подал голос наркоман.

- Значит, будешь помогать! – прорычал Петровский.

Максим повел группу прочь от радиоцентра. Он безошибочно выбрал из бесконечной путаницы векторов нужный и потопал по мокрой лесной траве, обходя шершавые стволы деревьев. Какая-то птица, захлопав крыльями, взлетела из-под ног и скрылась среди листвы.

Люди начали разбредаться в стороны, натягивая веревку.