был почти полный штиль.

— Мы должны успеть, — сказал барон.

— Да, синьор, времени больше чем достаточно, — ответил мавр.

Они поднялись по дюнам и снова поскакали рядом, направляясь на север, где на берегу виднелась рыбацкая деревня.

До нее было километра два, а может быть, и меньше, а барон и мавр были хорошими наездниками и могли добраться туда за десять минут.

— В галоп! — скомандовал дворянин, пришпоривая коня.

Замок уже не был виден за густым лесом величественных пробковых дубов, которые в те времена покрывали бо́льшую часть острова.

Кони, хотя песчаная почва была не слишком удобна для галопа, неудержимо рвались вперед.

Они уже преодолели полпути между замком и деревней, двигаясь все время по берегу моря, когда конь мавра внезапно остановился, потому что всадник резко дернул поводья.

— Что ты делаешь, Зулейк? — спросил барон.

— Все очень просто, синьор, — ответил мавр, когда барон придержал коня. — Я загородил вам путь.

И в тот же миг он выхватил шпагу, которая угрожающе блеснула в лунном свете.

— Ты загородил мне путь! — воскликнул барон, крепко сжав свое оружие, которое, как мы знаем, было у него наготове. — Что это за шутки? Ты сошел с ума, Зулейк?

— Господин барон, — сказал мавр мрачным голосом, — один из нас лишний на этой земле, потому что женщина, которую вы любите, может принадлежать только одному мужчине. Или я лишу жизни вас, или вы меня.

— О какой женщине ты говоришь? — спросил барон, чье удивление достигло предела.

— О женщине, которая украла мой сон, которая сжигает мое сердце, о женщине, которая меня околдовала, о графине Сантафьора.

— И ты, несчастный раб, осмеливаешься…

— В жилах несчастного раба течет кровь халифов Кордовы и Гранады, у себя в стране он был князем. Мое происхождение не менее благородно, чем ваше, барон.

— О пес! — вскричал дворянин. — Это ты зажигал огонь и посылал сигналы фелуке.

— Да, я.

— Это ты привел сюда берберов.

— Да, я.

— Я убью тебя! — взревел барон, охваченный яростью. — Подлец! Предатель! Получай!

Он пришпорил коня, который неожиданно прыгнул и столкнулся с конем Зулейка. Барон нанес удар шпагой немного выше ворота доспехов, думая, что захватит противника врасплох. Но противник оказался достойным.

— Я убью тебя! — взревел барон, охваченный яростью.

Мавр, сильный и ловкий, непревзойденный наездник, как и все дети пустыни, поднял коня на дыбы, и удар шпаги пришелся тому в шею.

Прежде чем барон успел выдернуть шпагу, мавр, в свою очередь, с отчаянной отвагой попытался пронзить его под мышкой и проткнуть насквозь, несмотря на броню, но кончик шпаги скользнул по стали, и удар не получился.

— Дорогу! — закричал барон.

— Нет, — ответил мавр.

— Галеры приближаются!

— Мне, в отличие от вас, бояться нечего.

— Ради нее, освободи дорогу!

— Вот как раз ради нее я и должен вас убить! — ответил Зулейк непреклонно.

Барон продолжал нападать со шпагой в правой руке и с кинжалом в левой. Он верил в свою смелость и удачу и рассчитывал избавиться от мавра, хотя и понимал, что перед ним храбрый воин, ослепленный ревностью и ненавистью и от этого еще более опасный.

Нужно сказать, что барон еще не оправился от крайнего удивления, которое вызвало сначала неожиданное признание, поскольку он и подумать не мог, что этот человек, раб, осмелился поднять взор на графиню. Изумление его стало еще больше, когда он понял, что этот музыкант, любитель игры на теорбе, на самом деле — воин, способный украсть у него победу.

Увидев, что барон наседает, Зулейк изменил тактику. Вместо того чтобы ответить на атаку, он пустил коня в галоп, заставляя его кружить вокруг барона, пытаясь напасть со спины.

Это был прием детей пустыни, которым мог воспользоваться, надеясь на успех, только бербер, поскольку африканские мавры были в то время лучшими в мире наездниками.

Несмотря на то что конь Зулейка был ранен, всадник заставлял его совершать головокружительные повороты и прыжки, вертеться вокруг рыцаря, который тратил много сил, чтобы не быть застигнутым врасплох.

Хотя сицилиец, будучи моряком, был и достойным наездником, но до мавра ему было далеко. Чтобы все время оставаться лицом к лицу с врагом, ему приходилось прилагать сверхчеловеческие усилия, резко пришпоривать коня и рвать ему рот удилами.

Долго ли могла продолжаться эта головокружительная атака? Об этом и думал барон с беспокойством. Он чувствовал, что его внимание слабеет, что он не успевает следить за этим приемом, совершенно новым для него.

Когда Зулейк сжимал круг, барон пытался резким движением поразить противника, но напрасно: перед ним всегда оказывались доспехи или шпага мавра, и удар его оказывался отбитым.

— Зулейк! — закричал он. — Ты хочешь покончить с этим?

— Да, я покончу с вами, когда ваш конь устанет вертеться на месте, — ответил мавр и оскалился, как гиена.

— Зачем ты хочешь покончить со мной? Чтобы берберы смогли спокойно высадиться?

— Мне нужна ваша жизнь.

— Ну тогда возьми ее, негодяй!

В этот момент мавр оказался прямо перед бароном, и тот ударил немного ниже того места, где кончались доспехи, пытаясь шпагой пригвоздить его к седлу.

Зулейк ловко и стремительно, как опытный фехтовальщик, ответил ударом на удар. Его шпага разрезала шелковый рукав барона, чья рука, белая и нежная, почти девичья, обнажилась.

— Хороший удар! — рассмеялся барон. — Но он будет последним.

Он резко потянул поводья и заставил коня пригнуться почти до земли, освободил ноги из стремян и прыжком, которому позавидовал бы любой паяц, выскочил из седла.

— Твоя игра закончена, — сказал он.

На этот раз смутился Зулейк: оставаясь в седле, он не мог разделаться с бароном, который собирался вспороть живот коню, чтобы мавр упал.

Зулейк решил не упускать свою добычу и, в свою очередь, выпрыгнул из седла. Он боялся, что окажется под конем, который в любую минуту мог упасть и зажать ему ноги.

— Хочешь отпустить меня? — спросил барон, который с тревогой думал, что в это время корсары высаживаются на остров и осаждают замок.

— Нет, — ответил мавр.

Потом он вдруг закричал:

— Во имя Аллаха и Магомета! Ко мне!

— О негодяй! — вскричал барон. — Ты зовешь людей с фелуки!

— И они будут здесь прямо сейчас, — ответил Зулейк, — а вы умрете. Один против двадцати или тридцати вы не выстоите.

Но барона пугала не мысль о смерти, он боялся, что берберы осадят замок, а он не сможет его защитить, не сможет воодушевить моряков и стражников своим примером.

Он бросился на мавра, призвав на помощь все свои знания и умения фехтовальщика. Он нападал яростно, его удары становились все стремительнее, он целился