Шрифт:
Закладка:
—Ну что?— Роберт как и всегда, берет на себя роль лидера это вечера и первым поднимает бокал с пивом.— За приближающийся Новый год? Будем считать сегодняшний вечер генеральной репетицией.
Мы чокаемся, а я с завистью думаю, что он-то не получил в свою сторону ни одного косого взгляда. Мужчинам, видимо действительно легче прощают измену. Хотя возможно причина кроется и в репутации Робсона. Его слишком любят, а еще он не считает нужным прятать глаза. Аня сказала, он преподнес ей эту новость как данность и голову пеплом не посыпал. Сообщил, что собирается поддерживать отношения с дочерью и что поймет, если она захочет с ним порвать. Аня закатила истерику, но не порвала.
Я ловлю взгляд Ксюши и сквозь улыбку, застывшую на ее губах, прочитываю завуалированное послание.Мир?
Тоже улыбаюсь, хоть и с трудом.Мир конечно. Тем более, ты была права.Я написала ему сообщение с просьбой прийти, а он не пришел. Чем не повод сказать «я же говорила».
И словно подслушав мои мысли, ко мне наклоняется Роберт:
—Адиль перезвонил. У него все нормально, просто дел много.
Крепко сжав ножку бокала, я киваю в знак понимания и жадно пью. Пытаюсь растворить в винной терпкости хотя бы малую часть своего разочарования и боли, чтобы суметь высидеть этот вечер.Просто дел много. А я? Где место мне? Это все? Наше негласное расставание в негласно начавшихся отношениях?
Я протягиваю Артуру фужер и прошу налить еще. Переживу. Однажды пережила и смогу пережить снова.
—Ну что, тосты кто-нибудь будет говорить?— и это тоже Роберт.— Ксеня, давай ты. От этих,— он со смехом кивает на Андрея и Сеню,— ни черта не дождешься.
—Дай я скажу.
Все взгляды, включая мой, устремляются на поднявшегося Диму. Он хорошо выглядит, даже несмотря на то, что немного похудел. Синяки на лице практически исчезли, осталась только ссадина на губе, прическа в меру небрежная, как я люблю.
В его руке зажат стакан с чем-то красным — кажется, это сок. То есть сегодня он решил не пить. Это как-то связано с тем происшествием в нашей бывшей квартире или я выдумываю?
—Друзья, этот год выдался сложным и одновременно интересным,— начинает он, дождавшись пока гул стихнет. Я непроизвольно ежусь. В наших обстоятельствах меня пугают подобные итоги.
…. — заставил на многие вещи взглянуть другими глазами и пожалуй сделал меня взрослее. Не могу сказать, доволен я этим или нет…— Он усмехается.— Скорее воспринимаю как то, что уже не в силах изменить.
Я чувствую на себе внимание со стороны Андрея и Сени, но запрещаю себе поворачивать голову в их сторону. Роберта пусть обсуждают, если заняться нечем, а я послушаю, что Дима говорит.
—Хочу выразить свою радость тому, что сегодня мы в этом составе собрались за этим столом. Я ценю и уважаю здесь каждого…
С этими словами он останавливается взглядом на мне, будто давая понять, что говорит для меня.
—Этот год напомнил мне, что нужно уметь ценить то, что имеешь, и этой мысли я решил следовать. Даш…
От неожиданности вздрагиваю и свожу колени. То есть он действительно обращается ко мне?
—Знаю, что мы оба наворотили дел и признаю, что последнее хреновое слово к сожалению осталось за мной… Отчасти поэтому я говорю это здесь и при всех…— Дима выдерживает паузу, знакомо дергает уголками губ,— Даш, давай заново попробуем? Обнулимся и начнем с чистого листа. Я очень этого хочу и в свою очередь пообещаю тебе никогда не возвращаться к прошлому.
Над столом повисла тишина. Даже бормотание Сени стихло. Он скорее всего пребывает в таком же шоке как и я. А Ксюша и вовсе ладонь ко рту прикладывает, будто стала свидетельницей надвигающегося цунами.
—Даш, можешь прямо сейчас не отвечать…— Дима ободряюще улыбается, хотя по румянцу на щеках ясно, что и сам переволновался.
Мысли путаются, дребезжат как хрупкое стекло с трясущемся вагоне. Он предлагает нам попробовать? Заново? Обнулиться? И он делает это вот запросто при всех? Перед Андреем и Сеней? Это из-за меня? То есть для меня?
По-прежнему не дает покоя выражение Ксюшиного лица. Почему оно так сильно напряжено, что почти перекошено? На нее не похоже.
Ответ приходит через секунду, когда она, встретившись со мной глазами, выразительно смотрит поверх моей макушки. Я оборачиваюсь, но успеваю поймать только быстро удаляющуюся спину и темное пятно бейсболки.
Окружающая обстановка вдруг резко становится размытой, а секунды — тягучими, как кадры в замедленной перемотки. Собраться с мыслями не выходит — мешает шок и странный гул в ушах.
Взгляд машинально находит Диму, запечатлевая его напряженное лицо и возвращается к входной двери, как раз в тот момент, когда она хлопает.
Мозг туго и напряженно молотит, пытаясь собрать целостную картину того, что только что произошло. Адиль был здесь. Да, это точно был он. Он все слышал? А Дима? Он всерьез предложил попробовать заново да еще и при всех? И сколько уже длится эта пауза?
—Нарочно не придумаешь,— тихо роняет Ядвига.
Я смотрю на полупустой бокал перед собой, потом снова нахожу глазами Диму. Он выглядит таким потерянным и побледневшим. Боится, что сказал все это, а я выберу не его?
Двадцать шесть — это возраст взвешенных решений, возраст ответственности. Жить импульсами можно, когда ты молод и неопытен, и понятия не имеешь, как больно может ударить расплата. С Димой я могу до деталей представить наше будущее: оно схоже с той картинкой, которую я себе рисовала в детстве. Все, что я вижу с Адилем — это расплывчатое пятно. Я понятия не имею, когда он пропадет в следующий раз, так же как не знала, придет он сегодня или нет.
Еще я уверена, что Дима не врет, пообещав не возвращаться к прошлому. Когда он пришел ко мне с предложением простить и сойтись, подсознательно я чувствовала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Это было слишком рано, слишком легко. Сейчас такого ощущения нет. И нет сомнения, что он действительно меня любит, если готов вот так… Во всеуслышанье, перед теми, кто считают его правым и яростно осуждают меня. Сеня, судя по вытянувшемуся лицу язык готов проглотить.
И почему все на меня уставились? Ждут, что Даша на этот раз выкинет?
Слышится глухой звук провезенной по столу кружки. Это Сеня меня поторапливает. Оказывается, тот гул в ушах — это бой моего сердца. Ловлю взгляд Ксюши. Ожидание надвигающегося цунами в ее глазах сменилось нервным сопереживанием.
—Извините,— бормочу я, резко вскакивая. Пальто… То есть пуховик. Мне нужен мой пуховик.
—Тебя пропустить?— это Роберт.
Я ничего отвечаю, ни на кого не смотрю. Пошли они все со своими мыслями и осуждением. Это ведь моя жизнь. Я никому ничего не должна. Мои ошибки — они только мои, а к тому же возможно и не ошибки вовсе. Здесь не дурацкий сериал, где зрительским голосованием выбирают, какой герой достоин дойти до финала, а кого нужно вышвырнуть вон.
