Но разве могло оно утолить мою жажду? Во рту было все так же сухо, а перед глазами стояло видение белоснежного горла с пульсирующей голубоватой жилкой. Сосновый лес казался нескончаемым. Наконец, уже после заката, впереди показались очертания отеля.

Было довольно рано, и девушка, вероятно, еще не спала, и я подкрался к окну очень осторожно. Она сидела перед зеркалом и расчесывала волосы, спадавшие на плечи темным водопадом. Я легонько проверил окно – не заперто. Затем быстро распахнул его и перескочил через подоконник.

Она обернулась и вскрикнула. Я невольно замер, увидев в ее распахнутых глазах смертельный ужас, а в зеркале за плечом – свое жуткое отражение. Однако меня самого мерзкая маска вампира испугать не могла. Из моей груди вырвалось звериное рычание, и вопли жертвы прокатились эхом по коридорам здания.

Услышав топот бегущих ног, я прыгнул вперед и схватил девушку в охапку, зажав ей ладонью рот. Она вырывалась и отбивалась, но с моей силой справиться не могла.

Из коридора послышался крик, распахнулась дверь, но я уже выскочил в окно и помчался сквозь сугробы, унося драгоценную добычу. Будь у них оружие, они бы не стали стрелять из опасения задеть ее.

Даже на бегу я с трудом отводил взгляд от голубой жилки на девичьей шее. Палящая жажда, охватившая меня, становилась невыносимой. Наконец, не выдержав, я остановился в густой чаще леса и опустил девушку в снег, продолжая зажимать ей рот. А затем приник ртом к ее горлу, смакуя прохладную ароматную кожу и медленно сжимая зубы…

– Эй ты, чертов псих!

Я обернулся. В зарослях мелькали темные фигуры. Погоня! В грудь мне уставилось дуло револьвера. Бросив в отчаянии взгляд на лежащую, я отскочил назад и кинулся вниз по снежному склону. За спиной раздавались гневные окрики, потом загремели выстрелы, но лишь одна пуля прожужжала над ухом, как рассерженная оса.

Я пробирался сквозь сугробы целую ночь, кусая губы и воя от раздиравшей меня лютой жажды. Выслеживал оленей, но они с фырканьем убегали прочь. Даже птицу или кролика не смог изловить, чтобы затушить огонь, пылавший в груди.

И вдруг я вспомнил о Лизбет.

Лунный свет помог найти дорогу обратно в Стар-Вэлли. По пути у меня сложился в голове хитрый план. Нельзя спугнуть Лизбет, нельзя допустить, чтобы она позвала на помощь.

Я негромко постучал в дверь темного коттеджа. Вскоре послышалось звяканье засова, и наружу выглянуло бледное лицо девушки. При виде меня она ахнула и отшатнулась.

– Лизбет, не бойся! – прошептал я, поднимая ладони.

Но она смотрела с опаской.

– Со мной уже все в порядке. Мне просто надо поговорить, так я скорее приду в себя.

Я шагнул через порог, и она не препятствовала. Затем включила свет и осталась на месте, разглядывая меня. Усевшись, я с трудом отвел глаза от ее белой шеи. Проклятая жажда все усиливалась.

– Мы кое-что узнали, Джонни, – выдавила наконец Лизбет. – Дурган позвонил в Голливуд…

– Задвинь шторы, – перебил я, – так теплее.

Она молча подчинилась, затем подошла и глянула на меня сверху вниз. Я раскрыл объятия, но она отвернулась. Сходила к столу и вернулась почему-то с полотенцем, нервно крутя его в руках.

– Не смотри на меня так, – фыркнул я. – Говорю же, мне лучше.

– Почему тогда… – Она запнулась. – Почему ты облизываешь губы. Ты еще не…

Я с улыбкой привлек ее к себе:

– Просто жажда одолела… Жажда твоих поцелуев, Лизбет!

Мы встретились взглядами, и я понял, что она знает. Тем не менее Лизбет с готовностью подставила губы.

От губ я перешел к шее, затем осторожно поднял руку, чтобы зажать девушке рот, если вздумает закричать.

«Пей! – зарычал Эк Мора у меня в голове. – Напейся досыта кровавого молока!»

– Прошу прощения… – тихо произнес голос за спиной, и я обернулся.

В дверях стоял Фред Дурган.

Мой взгляд метнулся к его рукам, но они были пусты.

– Я безоружен, – спокойно пожал он плечами, – просто хотел поговорить. Потом уйду – как скажешь.

Я обернулся к Лизбет и прорычал:

– Ты подала ему сигнал!

– Да, – кивнула она, – когда зажгла свет. Мы ждали, что ты вернешься.

Предупрежденный каким-то темным инстинктом, я резко развернулся. Дурган успел подойти почти вплотную. Он бросился на меня, и мы сцепились. Из моего оскаленного рта вырывался свирепый рык, жажда крови ослепляла.

Дурган не наносил ударов, а только удерживал, но безумие придавало мне сил, и мы тяжко пыхтели, топая и раскидывая мебель. Наконец он начал одолевать. Обездвиженный, я изрыгал проклятия, и тут подскочила Лизбет с полотенцем. Однако она принялась всего лишь тереть мне лицо мокрой тканью, вмиг ставшей скользкой от кольдкрема.

– Вот, гляди! – Она с торжеством показала мне испачканное полотенце. – Гляди, Джонни! Твой грим – он сходит!

С изумлением посмотрев на пятна краски, я провел рукой по щекам, утратившим вампирскую одутловатость и дряблость. Ощупал волосы на голове – «лысый» парик был сорван.

Режиссер опасливо разжал могучие руки, его суровое лицо сияло.

– Он слышит тебя, Лизбет! Кажется, все получилось.

Я обвел комнату растерянным взглядом. Эк Мора… Нет никакой жажды крови – неужто рассудок вернулся ко мне? Но как, почему?

На незаданный вопрос ответил Дурган:

– Все с тобой в порядке, парень, – улыбнулся он. – Только теперь больше никаких ужастиков, никаких монстров! На «Бродящем в ночи» студия немало потеряет, но твое душевное здоровье важнее.

– Эк Мора… – пробормотал я. – Что за черт… Знаешь, Фред, мне казалось, что я – это он.

– Ты и есть он – Эк Мора!

– Но… он же погиб… – Я запнулся, начиная что-то смутно понимать.

– Нет, не погиб! В тот вечер, семь лет назад, накопившееся отвращение к вампирским ролям, которые его вынуждали играть, вырвалось наружу. Этот феномен хорошо известен психиатрам. Подсознание взбунтовалось, мозг замкнуло. Эк Мора забыл, кто он на самом деле, – только так можно было избавиться от постылой роли монстра. Он спасался от нее. А тело в разбитой машине принадлежало не ему… Когда ты стал вести себя странно, я позвонил в Голливуд и попросил эксгумировать останки. Специалисты изучили снимки зубов и подтвердили мои подозрения.

– Кажется, начинаю вспоминать, – вздохнул я. – Да, я Эк Мора. Ты прав, Фред… В ту ночь я тоже бегал по лесу, а потом вернулся и забрал свою машину. По дороге в Сан-Бернардино взял попутчика и попросил его сесть за руль – слишком был слаб… Он был пьян, и машина сорвалась с обрыва.

Лизбет слушала с горящими глазами. Глянув на нее,