до Анны, она сразу же поняла, что допускать подобные угрозы в самом начале процесса было большой ошибкой. Она настойчиво добивалась своего возвращении ко двору, желая контролировать происходящее. Генрих страшно тосковал без нее, однако во избежание скандала, который мог бы разгореться, если бы Анна вернулась во время пребывания Кампеджи, он устроил с ней тайную встречу10.

Спустя два дня он отослал Екатерину в Гринвич, а сам отправился к Анне. Судя по тому, как пролегал его маршрут, он останавливался на двое-трое суток в поместье Николаса Кэрью в Беддингтоне в графстве Суррей11. Одно из его недатированных любовных писем, по всей видимости, имеет отношение к этому свиданию. Оно начинается так:

Эти строки призваны рассказать Вам, какую величайшую сиротливость [одиночество и печаль]12 я ощущаю с момента Вашего отъезда… Я полагаю, что причиной этому Ваша доброта и моя любовная горячность. Не думаю, что мог бы так быстро найтись иной повод заставить меня столь сильно огорчаться.

Генрих жалуется, что время остановилось с тех пор, как они расстались. Короткий отрезок времени, кажется, тянется «целых две недели», продолжает он, «но теперь, когда я направляюсь к Вам, думаю, мои страдания облегчились наполовину»13.

Настоящее время в его словах «теперь, когда я направляюсь к Вам» может означать лишь то, что король находился в Беддингтоне. Следующий фрагмент письма тоже соотносится с этим временем:

Меня бесспорно утешает и то, что моя книга существенно помогает нашему делу; работе над ней я посвятил сегодня четыре часа, по этой причине меня одолела головная боль, и мое письмо к Вам вышло короче. Особенно вечерами меня охватывает неодолимое желание оказаться в объятиях моей возлюбленной, чьи прелестные груди в скором времени я надеюсь покрыть поцелуями14.

Вопреки сложившемуся мнению, Генрих заканчивал работу над «Королевской книгой» уже после того, как Кампеджи приехал в Лондон.

Вернувшись в Брайдуэлл, он снова написал Анне:

Дорогая, хотя я и не располагаю свободным временем, однако, помня свое обещание, я считаю уместным кратко уведомить Вас о том, как обстоят наши дела. Что касается жилья для Вас, то мы получили его при содействии милорда кардинала; подобное размещение едва ли можно было устроить поблизости по причинам, о которых более подробно Вам расскажет вручитель сего письма. Что же касается других наших дел, уверяю Вас, что более сделать ничего нельзя, мы уже проявили максимум осмотрительности, стремясь предвидеть и предусмотреть всевозможные опасности15.

Екатерине было приказано вернуться в Брайдуэлл, а затем ее отправили в Ричмонд, в замок Хэмптон-корт. Теперь в покоях в Гринвиче должна была поселиться Анна, а ее отцу было поручено проследить за переездом. 9 декабря дю Белле сообщил герцогу де Монморанси о ее приезде. «Анна наконец прибыла сюда,– пишет он,– и король разместил ее в прекрасных покоях, которые он приготовил для нее рядом со своими. Она теперь каждый день окружена куда большим вниманием и заботой, чем долгое время была окружена королева». Король «бывает здесь наездами,– продолжает дю Белле,– курсируя между Брайдуэллом и Гринвичем», чтобы увидеться с Анной, и периодически наведывается в Ричмонд, чтобы повидать Екатерину, «которая до некоторой поры не вернется сюда» (фр. elle ne retournera ici de longtemps)16.

Такой порядок сохранялся до Рождества, когда уже более не было возможности держать Екатерину в отдалении. Как и положено, она вернулась в Гринвич, где они провели праздники втроем – в формате пресловутого любовного треугольника (фр. ménage à trois). Дю Белле в письме от 25 декабря поясняет:

Весь двор вернулся в Гринвич, где свободно разместились король и королева, как это было в прежние времена. Мадемуазель де Булан тоже здесь, она живет отдельно (фр. ayant son cas à part), поскольку, как мне кажется, не хочет встречаться с королевой17.

Однако, как только праздники закончились, Генрих снова отослал Екатерину в Ричмонд, а сам остался в Гринвиче с Анной.

Их воссоединение повлекло за собой решительные действия. Не прошло и нескольких дней после отъезда Анны из Хивера, как ее двоюродный брат Фрэнсис Брайан в качестве особого посла отправился в Рим, откуда он вел параллельную переписку с Анной, королем и Уолси18. (Его послания к Анне не сохранились, однако он дважды ссылается на них в письмах к Генриху.) Стоически выдержав очередную переправу через Ла-Манш, он должен был первым делом встретиться в Париже с Франциском и Луизой Савойской и уговорить их оказать давление на папу римского. После этого ему предстояло перейти через Альпы, найти Климента и убедить его побыстрее решить дело о разводе без возможности обжалования окончательного решения. Очевидно, Генрих вознамерился действовать в обход медлительного Кампеджи. Брайану было приказано приложить все усилия, чтобы раздобыть оригинал папского бреве, хранившегося в Ватикане, и доказать его несостоятельность. Поскольку Брайан недостаточно свободно владел итальянским, сопровождать его был назначен Пьетро Ваннес, уроженец Лукки, служивший ранее латинским секретарем у Уолси, а теперь у Генриха19.

Из Парижа Брайан направил Генриху предупреждение от Франциска о том, что среди членов Тайного совета есть несколько предателей, настроенных против его развода20. Прибыв в Рим в середине января, он узнал, что папа Климент тяжело болен, и ему пришлось провести несколько недель в ожидании аудиенции21. Добившись встречи с понтификом, Брайан отправил несколько донесений Генриху и Анне и, как стало известно после его возвращения, вступил в связь с куртизанкой Климента, чтобы получать нужные сведения22. Подобный сценарий представляется вполне правдоподобным, поскольку буквально через год, снова оказавшись в Париже, Брайан в письме Уильяму Бенету, еще одному дипломату Генриха, который в то время находился в Риме, просит его: «…сердечно кланяйтесь от меня синьоре Анджеле и напомните ей прислать мне пару надушенных перчаток»23.

Брайан старался изо всех сил ради своей кузины, используя «в первую очередь», как он сам выразился, «честные средства, а впоследствии не гнушаясь и нечестными»24. Анна не желала оставлять ничего на волю случая. Через две недели после Рождества, в то самое время, когда Брайан приехал в Рим, она убедила Генриха отправить ему на помощь Стивена Гардинера, который тотчас же покинул Англию и должен был, как и Брайан, вести с Анной отдельную переписку25. В знак признательности она лично пишет Гардинеру из Гринвича 4 апреля 1529 года: «Господин Стивен, благодарю Вас за письмо, в котором я вижу Вашу преданность и готовность оказать мне услугу».

Я молю Бога, чтобы он не оставил Вас в Ваших делах, а их скорейшее разрешение дало бы мне повод задуматься о том, как