Слова пришельца обрушились на меня градом. Затмения начали увеличиваться; пришелец подошёл ко мне вплотную. Я почувствовала на щеках жар, граничащий с арктическим холодом.

- Мне жаль тебя, тем не менее твоя находчивость заслуживает уважения. Субъективная действительность загнала тебя в угол, но ты справилась на ура: твое незаурядное воображение мастерски слепило иллюзию поддержки. Выдумало нечто, что станет ежедневно тебя подпитывать; эдакий дворецкий, что подкидывает в камин укромного убежища щепки да поленья. Задира... Так ты называешь осколок своего истинного «я»? Бедное дитя. Ты так сильно уверовала в свою уникальность, что убедила в этом даже своих приближённых.

Он видел меня насквозь. Он колол так глубоко, что на глаза наворачивались слёзы. Я хотела отрицать всё; опровергать каждое его слово, но не могла проронить и звука. Если когда-то во мне и возникали опасения, то незнакомец избрал самые болезненные.

- Ты считала её своей особенностью. Ты гордилась её наличием. Это искажённое отражение казалось тебе сакральной отметиной. Библейским спасением. Жестом судьбы, которая только и жаждет увидеться с тобою. Взять тебя за руку и продемонстрировать истинную картину бытия. Не хочу тебя огорчать, дитя, но судьбе... судьбе всё равно. Всё равно на тебя. Всё равно на абстрактное подобие мира, в котором ты живёшь. Ты сама по себе. Вселенная ничего тебе не откроет, потому что ты никто. Выше головы не прыгнуть, и с этим можно разве что смириться. Даже махинации с собственной идентификацией не в состоянии этого изменить. Ты лишь цифра в бесконечном потоке иррациональной дроби. Тень, которая прячется за маской, потому что стыдится быть собою... Тем не менее, я здесь. И я помогу найти ответ на твой самый важный вопрос.

Затмения облетели меня и повисли за спиной. Перед глазами вновь остался лишь мрак; такой же всеобъемлющий, какой теперь царил и на душе.

- Я помогу тебе заглянуть за завесу тайны; перед тобою откроется сокровенная истина. Вопрос лишь в том, готова ли ты к ней. Готова ли ты отшвырнуть сомнения, освободиться от страхов и изгнать из себя прежние слабости? Я покажу тебе дорогу, которую не увидит ни один смертный. Лишь тебе одной. Отвергни этот осквернённый мир навсегда. Забудь всех, кто тебе дорог. Когда ты убедишь себя, что пути назад нет, а жизнь лишена какого-либо смысла, я подарю тебе свои глаза. Этими глазами ты увидишь всё.

Насос горечи выкачивал из лёгких воздух, и те слипались, как мокрые целлофановые пакеты. Мне хотелось грызть стекло зубами; хотелось царапать стены саркофага, как дикий зверь, лишь бы пришелец взял свои слова назад. Злобой, воплями, болью - чем угодно заглушить раздирающий изнутри наплыв чувств. Неужели он действительно хочет помочь? Его сокрушительные откровения рвали разум на части, и что-то упорно подталкивало меня им навстречу. Обида? Разочарование? Стыд? Сомневаюсь. Это была струна души, что издавна мечтала услышать подобное предложение. И я никогда не сомневалась в том, что цена прозрения окажется столь несоизмеримо высокой.

Саркофаг тряхануло.

* * *

Сестрица на связь так и не вышла. Кишимото в отключке. Гоголон вырубился. Бр-р-р, бросили меня на растерзание! Жалобы жалобами, но я до последнего надеялась на хэппи-энд. До наблюдательного холла я добралась без происшествий. По пути я настрочила в голове под дюжину кошмарных сценариев, но увиденное мною в итоге смог бы выдумать разве что дядюшка Лавкрафт. В центре вестибюля теперь возвышалось огроменное дерево; противный, словно обгоревший, чёрный дуб. Толстые и пупырчатые, симметричные ветви походили на шеи диплодонтов. Широкий ствол торчал из лужи; один в один тот расплавленный битум, что приполз по наши с Кишимото душеньки. Алароиды стояли по периметру зала. Без глаз, с накренёнными головами, они наверняка отказали так же внезапно, как и мой Гого.

Сомневаюсь, что их программную начинку заразил банальный вирус. Тут явно калибр посерьёзнее.

Врубив режим хамелеона, я прошмыгнула через арку и спряталась за письменным столом.

Где же ты, карамелька?..

Голые, без единого листочка, ветви древа время от времени вибрировали, словно стряхивали назойливых жуков. Лишь приглядевшись, я заметила на верхушке гнездо. Широкое, раз в десять больше гнезда аиста. Из-за края его выглядывала подошва Тихониного скафандра. Нас сожрали? В порыве горечи я едва не опрокинула стол. Но спустя миг сообразила, что с ролью плакальщицы можно повременить: подошва скафандра была раздута до размеров боксёрской груши. Неувязочка, у нас ведь максимум тридцать шестой. Я врубила приблизитель: магнитные протекторы ботинка образовали слово «саркофаг».

Гм, до боли знакомое определение. Что-то с уроков по всемирной истории... Египет, Нил, пирамиды... Эврика, вспомнила!

На пару с эйфорией меня объяла волна пессимизма: в саркофагах ведь фараонов хоронят. Так, спокойно. Зная Тихоню и её самолюбие, удивить меня трудно, но... запилить в скафандр функцию эффектных поминок? Не, это даже для сеструни перебор... Саркофаг. Сар-ко-фаг. Гроб. Капсула. Капсула и раздувшийся скафандр. Догадки перемалывались в голове, как мюсли в блендере. «Магдалена» рванёт с минуты на минуту. Делать мне больше нечего, разбираться в этих её ребусах? Казалось, из ушей вот-вот повалит пар... Хм, постойте-ка! Если вспомнить лекцию, которую втирал мне сегодня Гого, то я... могла начать испаряться из-за слабеющего сигнала! Да, точняк! Бьюсь об заклад, наш навороченный космический костюм среагировал на монстрятину и превратился в пуленепробиваемую мыльницу, а это чудище пытается до нас доковыряться. Вполне себе версия! По крайней мере, не такая трагичная, нежели мои прогнозы.

Да только как выцепить мою совушку из этого гнезда?..

Злополучный телескоп подмигнул мне сталью. Ежели ослабить болты противовесов, он грохнется прямиком на ствол. Вариант? Вариант. Не вляпаться бы только в эту чёрную слизь. Я на четвереньках переползла за картотеку. От неё - кувырком к кофейному автомату. Что порадовало, дерево на меня не реагировало. Иногда лужа начинала бурлить, и я замирала в ожидании худых рук-поганок. К счастью, обходилось без них. Перебираясь от укрытия к укрытию, я обогнула атриум станции полукругом и притаилась за основанием телескопа. Теперь за дело. Превратив ладонь алароида в кусачки, я взялась