«Ты — хороший человек, пока не сделала ничего плохого. Ты не должна стыдиться того, кто ты есть», — говорила мне мачеха. И я собиралась следовать ее наставлениям.

Я — Уннер Танг. И я совершенно точно не сделала ничего дурного, кроме, разве что, одного маленького проклятья. Но эту проблему я собираюсь решить.

Руки были заняты, так что стучать в дверь кабинета ректора Стортона пришлось ногой. Не слишком вежливо, зато эффективно: громкий гулкий звук должен был быть слышен даже в подвалах.

Какая-то часть меня отчаянно хотела, чтобы ректор Стортон сейчас был где-то далеко и разговора бы у нас не вышло, но он открыл дверь так быстро, как будто ждал у порога.

— Уннер?

Весь кабинет за его спиной утопал в ярком свете вечернего солнца, я прищурилась от бьющих в глаза лучей. Ректор Стортон выглядел обеспокоенным и растерянным, а затем, окинув меня взглядом, поджал губы, недовольно и брезгливо.

Меня это разозлило.

— Прошу вас разрешить мне войти, ректор Стортон.

Он посторонился.

— Благодарю.

Ввалившись в кабинет, я побыстрее направилась к столу и с облегчением опустила на него стопку книг. Какие же тяжелые!

— Вы решили переехать в мой кабинет, Танг? Хотел бы заметить, что я пока еще ректор, и это помещение рассчитано на одного хозяина.

В его фразе, почти невинной, звучала злая насмешка.

«Не ректор, а исполняющий обязанности», — мстительно поправила я, вспомнив оговорку профессора Хейдар.

— Я решила снять с вас проклятье, сэр, чтобы не проводить с вами наедине больше ни одной минуты. Это мои книги — ими я дорожу, уж поверьте. Здесь, — я полезла в сумку и поняла, что руки у меня трясутся, — все мои деньги, пятнадцать шиллингов и десять пенсов. Не знаю, зачем они вам нужны, но поверьте, ими я тоже дорожу. Сумка, — я шлепнула ее на стол, — и я сама. Если вдруг книги и деньги не сработают, то у меня остается только одна вещь, которой я дорожу и с которой я готова расстаться, чтобы никогда больше не подходить к вам даже близко!

— Вот как? — ректор Стортон вздернул брови. — И что же это? Ваши конспекты? Возможно, этот ободок с драгоценностями, подаренный вам одним из многочисленных почитателей?

Ах, ободок… Ректор Стортон был бледным от злости, и я только сейчас поняла, почему. Думает, что я принадлежу ему и не имею права принимать подарки от других мужчин? А где же «меня не интересуют ваши похождения»?

Ох, Лаура, попадись мне! Она ведь явно понимала, что делает. Хотела немного взбодрить ректора Стортона? Преследовала свои интересы? Развлекалась?

Ну уж нет, я ничего не буду объяснять! Это только мое дело.

Я сдернула ободок с головы и бросила его на стол к остальным своим вещам.

— Если книги и деньги не помогут снять с вас проклятье, у меня остается еще одна вещь, которой я крайне дорожу. Моя невинность. И я готова отдать ее вам, ректор Стортон, лишь бы больше никогда вас близко не видеть!

Выпалив это, я замолчала и зажмурилась. Разумеется, я не дорожила своей невинностью так, как дорожила своим целомудрием, например, Лаура Уортон, которая рассчитывала на удачный брак.

Я просто вовсе не хотела иметь никаких контактов с мужчинами и гордилась тем, что смогла этого избежать. Разумеется, мое мнение бы, наверное, поменялось, если бы речь шла о взаимной любви, о браке, но…

К низвергнутым все.

Хочу с этим покончить.

— Вот как, Танг, — голос ректора Стортона вдруг прозвучал так близко, что я невольно открыла глаза. — И когда же вы готовы будете отдать мне… это?

— Чем скорее, тем лучше! Лишь бы от вас избавиться! — бросила я.

Дальше время совершило какой-то странный прыжок, потому что мне казалось, что все произошло за доли секунды. Вот ректор Стортон буравит меня напряженным взглядом, а вот — прижимает к себе и целует, яростно, зло, до боли в губах и до невозможности вдохнуть.

Глава 34

Тот поцелуй, который состоялся между нами утром, не шел ни в какое сравнение с этим. Этот был похож на ураган, меня подхватило им, как щепку, было страшно и невозможно даже вдохнуть.

Ректор Стортон держал меня за талию, прижимал к себе так сильно, что было больно, сердце колотилось где-то в горле и колени слабели.

Когда он отстранился, я не сразу вспомнила, как нужно дышать. Открывать глаза не хотелось тем более: между нами все было таким сложным… Пока я считала про себя до десяти, чтобы успокоиться и не дать поднимающейся изнутри магии вырваться наружу — боюсь, радугами бы украсилась целая академия, — пальцы ректора Стортона схватили меня за подбородок.

— Ну так как, Танг? Не передумали?

Его тон был похож на ушат ледяной воды. Распахнув глаза, я прищурилась.

— Нет. Я готова отдать все, что угодно, чтобы никогда больше не иметь с вами дел. И я никогда не передумаю.

— Вот как.

Ректор Стортон отстранился, а затем подошел к столу. Провел кончиками пальцев по стопке книг, взял в руки ободок с сапфирами и поднес его к глазам.

Лучи вечернего солнца раскрашивали фигуру ректора Стортона теплым желтым светом, его кожа казалась белой, как шелк, и такой же завораживающе гладкой. Свет запутывался в светлых волосах, собранных в пучок сзади, играл в гранях сапфиров.

Невольно любуясь этой картиной, я упустила момент, когда лицо ректора Стортона исказилось злобой, и он, замахнувшись, запустил сапфировый обруч в книжный шкаф.

Стеклянная дверца разбилась с громким звоном, и ректор Стортон обернулся ко мне.

— Потрудитесь мне объяснить, Танг, почему вы побрезговали тем, чтобы принять от меня обычное платье взамен испорченного, а от других принимаете драгоценности⁈

— Это не ваше дело!

— Я ректор!

— А