— Это необходимо, Ансет. Я должен потерять эти моменты с Айви, чтобы иметь возможность в предстоящие годы проводить с ней как можно больше времени.

Ансет подняла руку, уперев кулак в грудь Кетан.

— Наши друзья искусны. Они сейчас обучают шеловеков без нас. Шеловеки узнают то, что должны, независимо от того, будем мы с тобой здесь или нет.

— И мы должны быть начеку, сестра по выводку. Эти уроки похожи на уроки джунглей, — Кетан накрыл ее руку своей, обхватив пальцами ее большой кулак. — Ты и я принесем больше пользы здесь, чем там, внизу.

Диего вызвался остаться с Эллой этим утром после того, как стало ясно, что болеющая женщина не в состоянии путешествовать — даже на короткие расстояния, даже с помощью Ансет. Он сказал, что несет ответственность перед Эллой, потому что она была его пациенткой; у Кетана возникло ощущение, что Диего не имел в виду под этим словом терпение5.

Кетан не решился позволить Диего пропустить день обучения и подготовки. Всем способным людям нужно было узнать как можно больше, прежде чем они столкнутся с окончательным испытанием — прежде чем они окажутся в Клубке, где их не ждет ни безопасного места для сна, ни пресной воды и еды, ничего, кроме опасности.

Айви прервала противостояние, сказав, что вместо этого останется с Эллой. Кетан едва подавил свой гнев при этой мысли. Ему было тяжело расставаться с ней и в лучшие времена, но после всего, что было с королевой, и столкновений с ятинами и ксискалами, у него не было никакого желания оставлять ее одну.

Айви, должно быть, почувствовала его смятение, потому что она протянула руку, взяла его лицо в ладони и притянула ближе, заглядывая в глаза.

— Элле нужен кто-то рядом, а Диего нужно учиться. У меня есть двухмесячная фора перед всеми остальными. В этом больше всего смысла, Кетан.

Внутри Кетана нарастало огромное давление. В тот момент он мог бы зарычать и перекинуть ее через плечо, утащив в джунгли, чтобы она осталась с ним, несмотря ни на что. Он мог бы настоять на том, чтобы остаться с ней, как пыталась сделать Ансет.

Но он этого не сделал.

Айви сказала ему, что останется на корабле с запечатанной дверью камеры. Что там они будут в большей безопасности, чем где-либо еще. И он знал, что она была права, но ему было так трудно согласиться. Было так трудно уйти.

Внутри Кетана бушевала буря, когда он вывел остальных наружу и они совершали восхождение; он едва помнил, что было сказано, что было сделано, пока солнечный свет не приобрел золотистый оттенок середины утра.

— Элла больна, Кетан, — прохрипела Ансет, возвращая его внимание в настоящее. Она перевела взгляд на остальных. — Каждый может это видеть.

— Я никогда не говорил иначе.

— Ты этого не делал, но ты знаешь об этом больше, чем все мы, — вместо обвинения, которое должны были содержать эти слова, Кетан услышал в голосе своей сестры только усталость и печаль.

Кетан крепче сжал свое копье; он отвел древко подальше от себя и Ансет, не зная, что сказать. Другое копье ударило в пень неподалеку, и люди снова зааплодировали.

Тяжело вздохнув, Кетан схватился одной рукой за свои спутанные волосы и потянул за них — как будто крошечная вспышка боли, которую это вызвало, могла каким-то образом прояснить его мысли и заставить произнести нужные слова.

— Я знаю, — он махнул рукой в сторону людей. — Диего сказал мне и Айви.

— Диего, — повторила Ансет, растягивая слоги в типичной манере вриксов. Со временем она больше привыкнет к человеческим словам, и…

Нет. Она этого не сделает. Послезавтра Кетан уведет этих людей и трех своих друзей глубоко в Клубок, чтобы найти убежище за пределами всего, что он знал… и Ансет вернется в Такарал.

Печаль, охватившая его в тот момент, сковала его сердца и заморозила кровь.

— Он целитель, — продолжил Ансет, — сведущий в здоровье шеловек.

Кетан испустил еще один вздох, на этот раз медленный и тихий, и освободил свои мысли от этой печали. Она сохранится — вероятно, до конца его жизни, никогда полностью не исчезая. Но у него все еще не было сомнений или сожалений о том, что он намеревался сделать. Ансет поняла.

Кетан пристально посмотрел на Диего, который ухмылялся, когда Уилл подошел к нему. Диего поднял кулак на уровень груди, и Уилл, тоже ухмыляясь, стукнул по нему своим кулаком. Кетан несколько раз видел, как они выполняли этот жест; в конце концов, ему придется спросить об этом.

— Да, — сказал Кетан. — Их слово — медбрат.

— Что он говорит о болезни Эллы? — спросила Ансет, наклоняясь ближе к Кетану.

— Что он мог бы все исправить, если бы у него были нужные инструменты, но у него их нет.

— Если нам придется разорвать это дерьмо на части, чтобы найти эти инструменты, Кетан, я…

Кетан сжал ее руку, и она замолчала.

— Корабль6, — мягко поправил Кетан. — И у них нет инструментов, сестра по выводку. Ни он, ни другие люди ничего не могут сделать. Элла более чем больна. Она умирает.

Ансет уставилась на него, ее жвалы медленно поднялись и расширились. Внутри нее раздалось рычание.

— Нет. Нужно что-то делать. Должен быть выход.

Хотя он хорошо знал свою сестру, он не мог предвидеть, как быстро она привяжется к этим людям, а точнее, к Элле. Ансет понимала не более нескольких человеческих слов, и она знала эту группу всего несколько дней, но все же была полна решимости защитить Эллу.

— Нет, Ансет.

— Нет для шеловеков, — Ансет отступила назад и обвела взглядом присутствующих, тонкие волоски снова встали дыбом. Она развела руками. — Но у нас, вриксов, есть свои способы. Мы… мы можем очистить ее или сделать подношения Восьмерке за помощь. Мы можем… Мы можем … — ее глаза расширились, и она снова сжала руки в кулаки, прежде чем повернуться обратно к Кетану. — Корень Мендера, брат по выводку! Шеловеки не знают о корне Мендера, но мы знаем. Он излечивает многие болезни.

— Последний из корней Мендера, который у меня был, Ансет, был использован, чтобы отвлечь Клыки в святилище королевы.

Он раздавил корни и оставил их как отвлекающий маневр, когда проник в Такарал, чтобы поговорить с Зурваши, — а перед этим сама королева уничтожила партию. Сейчас он не мог сдержать укол сожаления по этому поводу, но откуда он мог знать?

Как он мог предвидеть что-либо из этого в тот судьбоносный День Жертвоприношения, когда он насмехался