В 1970 году Клей выиграл Гран-при Италии, имевший, как вы понимаете, особую ценность для Ferrari. В общем, спустя три года отец позвонил Регаццони и предложил приехать в Маранелло, чтобы протестировать машину и поговорить, но с одним условием – никто не должен знать о его визите. На тот момент у Ferrari был заключен контракт с другим отличным гонщиком, бельгийцем Жаки Иксом. Вообще, Жаки, благодаря прекрасной скорости, показывал хорошие результаты, особенно на мокрой трассе. Но тот сезон в Ferrari у него не сложился. Машина оставляла желать лучшего, и Жаки вдруг принялся посылать нам странные телеграммы, где сообщал, что болеет. Такая позиция очень раздражала моего отца. Он прекрасно знал, что машина не удалась, но краеугольным камнем любых рабочих отношений для отца было соблюдение субординации. Особенно, когда речь шла о принципиально важных вещах. В общем, он хотел заменить Икса, но не дать ему юридических оснований втянуть компанию в какой-нибудь судебный процесс.

Клей согласился и заявил, что тоже не хочет огласки, ведь он пока выступает за BRM. «Найдите мне какой-нибудь шлем без командных цветов, и я приеду», – сказал он.

В Маранелло Клей недолго погонял по трассе, вышел из машины и за пару минут договорился обо всем с моим отцом. Так в 1974 году Регаццони во второй раз пришел в Ferrari.

Однако после тренировки Клей с Феррари говорили не только о контракте. Вот уже несколько лет по телевизору показывали Гран-при в прямом эфире, что избавляло отца от столь обременительной для него необходимости путешествовать. Раз есть трансляция, зачем лететь туда, где никто не говорит по-итальянски?

Так вот, папа сказал Клею, что у него вызвал интерес молодой напарник Регаццони по BRM Ники Лауда. Как вы понимаете, когда отец смотрел Гран-при, он обращал внимание не только на время гонщика и его позицию, но и на стиль пилотирования. Когда в трансляцию попадали боксы или пит-лейн, папа всегда наблюдал, кто крутится около гонщиков. Например, он был уверен, что по девушке пилота можно очень многое узнать о его характере и темпераменте, о его подходе к жизни, ценностях и в конечном счете даже о потенциальных спортивных результатах.

В общем, следя за трансляциями Гран-при по телевизору, Энцо Феррари понял: этот молодой, сдержанный и немногословный австриец заслуживает внимания.

Регаццони согласился. Да, Феррари прав – у Лауды есть все, чтобы стать чемпионом. И так как со стилем пилотирования Ники отец уже был знаком, Клей рассказал о характере австрийца. По его словам, Ники – оптимистичный парень, с которым довольно легко найти общий язык. Отец это и хотел услышать. И тут же решил, что в следующем году его команду будут представлять Регаццони и Лауда.

Любопытно, что отношения между бывшими партнерами по BRM в Ferrari не сложились. Конечно, уважение друг к другу никуда не делось, однако Регаццони, на мой взгляд, никак не мог простить молодому напарнику, что он лучше него – а главное, что так считает и сам Энцо Феррари. Ведь Клей был быстрее Лауды. Однако его стиль пилотирования немного устарел; Регаццони хоть и не отличался безупречной техникой, но обожал выжимать максимум из машины (и из себя). Подход Лауды оказался более современным. И в конце концов, не зная, что предпринять, Регаццони, как это часто бывает, начал искать виноватых.

Нужно сказать, что за три года, на протяжении которых Регаццони и Лауда вместе выступали за Ferrari, количество механических проблем на машинах швейцарца было значительно больше, чем у Ники. В «Формуле-1», как и в любом другом виде деятельности на самом высоком уровне, случайностей не существует. Существуют проблемы, причины и решения.

А проблема заключалась в том, что на болиде Регаццони часто ломался двигатель. Клей считал, что виновата команда. Команда считала, что виноват Клей.

Отец не сомневался, что все дело в стиле пилотирования швейцарца – ведь он рисковал намного больше, чем Ники. Регаццони вел гонки агрессивно и не берег машину. В отличие от того же Лауды.

Сезон-1974 лишь подтвердил мнение моего отца. Перед последней гонкой Регаццони делил первую строчку чемпионата с Эмерсоном Фиттипальди. Для победы достаточно было просто добраться до финиша раньше бразильца. Но Клей выступил из рук вон плохо. Мы уже не узнаем, он выбрал неправильные настройки машины или механики не поняли его указаний. Как бы то ни было, машина стала почти неуправляемой, и Клей финишировал 11-м, проиграв победителю, аргентинцу Ройтеману, четыре круга! А чемпионом мира стал Фиттипальди, пришедший к финишу четвертым.

В сезоне-1975 шанс заполучить титул выпал Лауде – и Ники своего не упустил. Он вообще выигрывал очень много, что, конечно, не могло не нравиться моему отцу. Но симпатия Феррари была продиктована не только результатами. Дело в том, что Лауда относился к машине с уважением, и перед этим Энцо, обожавший свои «создания», устоять не мог.

Потом случилась та авария на «Нюрбургринге», которую старшее поколение, не сомневаюсь, наблюдало воочию, а молодежь видела в фильме «Гонка». Не могу сказать наверняка, насколько этот эпизод сказался на отношениях Феррари и Лауды. Времена, когда аварии на трассах «Формулы-1» были привычным делом, давно прошли, и, хотя отец и застал их, случившееся произвело на него гнетущее впечатление. Не в последнюю очередь потому, что папу обвинили в цинизме.

Такое случалось с ним не раз. Раньше, когда пилот погибал в гонке, виноватым всегда называли Феррари. Имя отца стало синонимом всего дурного, что существовало в автоспорте. И инцидент с Лаудой в очередной раз это подтвердил. Хотя в те дни события развивались с бешеной скоростью и некогда было слушать, кто что говорит.

Сезон-1976 Ники начал прекрасно. Казалось, ничто не может помешать ему стать чемпионом мира во второй раз подряд. У Лауды был лишь один соперник, Джеймс Хант, однако после первой половины сезона британец проигрывал в таблице очень много. Но авария на «Нюрбургринге» поставила под вопрос не только чемпионство, но и саму жизнь Ники – на целых три дня.

Неприятная ситуация для моего отца. С одной стороны, его пилот при смерти. С другой – его команда борется за чемпионство. Папа предпочел отбросить эмоции и руководствоваться голосом разума. Отправил Даниэле Аудетто, спортивного директора, сменившего ди Монтедземоло, в больницу к Ники и попросил оказать ему и его семье всю возможную помощь. А сам начал искать замену Лауде.

Принять такое решение отцу было непросто, его все-таки терзали сомнения. Но он не привык проигрывать и сделал то, что должен был сделать, ведь не зря же его прозвали Дрейком[245].

Когда Ники выписали из больницы, я поехал навестить его в Зальцбург. Как и предупреждал Аудетто, ожоги оставили чудовищные следы на лице Лауды. Глядя на эти раны, я как будто сам почувствовал жар того пламени, которое несколько бесконечных секунд мучило Ники, оказавшегося пленником собственного автомобиля.

Честно скажу, на Лауду было страшно смотреть. Но он поразительно быстро оправился психологически. Ники не стыдился шрамов и словно бы хотел показать всем, что относится к этому спокойно.

Вскоре после аварии, когда Ники приехал на ужин в один из ресторанов Монцы, официанты, увидев его, были шокированы. И вполголоса спросили – может, он предпочитает поужинать в отдельном зале. «Нет, спасибо, – почти обидевшись, прервал их Лауда. – Я сяду