class="p1">Воинов отборнейших по мужеству и отваге он ставил в некотором расстоянии от прочего войска, дабы они издали наблюдали за ходом сражения и, в целости сохраняя свои силы и бодрость духа, могли в решительную минуту послужить своею доблестью. И если Ганнибал, до сего времени непобедимый, сражен был теперь, невзирая на то что сделал все возможное для достижения победы, то нельзя осуждать его строго. Иной раз судьба противодействует замыслам доблестных мужей, а иногда, как гласит пословица, “достойный встречает в другом достойнейшего”. Это, можно сказать, и случилось тогда с Ганнибалом» (Polyb. XV. 16).

Сравним информацию Полибия с рассуждениями Тита Ливия о тактических ухищрениях карфагенского полководца: «Впереди он поставил слонов, чтобы внезапное нападение этих неодолимо сильных животных расстроило боевой порядок римской армии, на который больше всего и рассчитывали римляне; вспомогательные отряды он поставил впереди карфагенян, чтобы этот разноплеменный сброд, эти наемники, не знающие верности, удерживаемые только корыстью, лишены были возможности бежать; они должны были принять на себя первый неистовый натиск римлян, утомить их и хотя бы притупить их оружие о свои тела; дальше поставлены были карфагеняне и африканцы – на них Ганнибал возлагал всю надежду: вступив со свежими силами в бой, они могли одержать верх над противником, равным по силе, но уже усталым и израненным; за ними на некотором расстоянии стояли италийцы, отодвинутые Ганнибалом как можно дальше – неизвестно было, друзья они или враги. Таков был последний образец воинского искусства Ганнибала» (Liv. XXX. 35).

Теперь подробно рассмотрим свидетельства греческого и римского историков. Прежде всего обратим внимание на элефантерию, главную ударную силу армии Ганнибала. На первый взгляд кажется, что 80 боевых слонов могли изменить ход сражения в пользу пунийской армии, однако был один тонкий момент, на который обратил внимание А. Банников: «Слоны, на которых возлагали надежды карфагеняне, не имели никакого боевого опыта»[32]. Получается, что отловленные людьми Гасдрубала накануне похода Сципиона в Африку молодые животные были плохо обучены. Ганнибал не мог об этом не знать, если он остался тем самым полководцем, который вникал в каждую мелочь накануне решающей битвы. Если же он просто не обратил на данный факт внимания, то перед нами очередное свидетельство того, что военный гений Ганнибала к концу войны заметно потускнел. В такой ситуации логичнее было оставить элефантерию в резерве и ввести в бой в решающий момент сражения, как это сделал царь Пирр в битвах при Гераклее и Аускуле. Или сосредоточить на флангах. Лобовая атака элефантерии на строй тяжеловооруженной римской пехоты являлась очень рискованным предприятием, которое могло закончиться чудовищной катастрофой. Наглядным примером является битва при Панорме в 251 г. до н. э. Ганнибал не мог об этом не знать, однако поступил вопреки здравому смыслу и выдвинул боевых слонов перед фронтом.

Тяжеловооруженную пехоту Ганнибал выстроил в три линии, скопировав тем самым римскую тактику ведения боя. Какие цели он преследовал? Об этом мы никогда не узнаем, поскольку с первых минут битва пошла не так, как планировал легендарный полководец, ему по ходу сражения пришлось приспосабливаться к тактике противника. Ливий объясняет, почему Ганнибал выстроил пехотинцев именно так, а не иначе, но рассуждения историка не кажутся убедительными. «Разноплеменный сброд», который упоминает Тит Ливий, – это воины армии Магона, хорошо зарекомендовавшие себя в боях с римлянами на севере Италии. Если бы не ранение командующего, вряд ли легионеры праздновали над ними победу. Именно этим людям Ганнибал доверил встретить первую атаку римлян, измотать и утомить воинов противника. Желая усилить отряды галлов и лигурийцев, он выделил им в помощь мавров и легковооруженных воинов: «с ними всюду были перемешаны стрелки и пращники, маврусии и гимнесии» (App. Lib. 40).

Во вторую линию боевого построения входили македоняне, ливийцы и карфагеняне, «на них Ганнибал возлагал всю надежду». Это были хорошо обученные и вооруженные воины, способные успешно противостоять натиску легионов. Скорее всего, во время битвы африканцы и македоняне должны были поддержать первую линию боевого построения. Косвенно на это указывает свидетельство Тита Ливия: «Вступив со свежими силами в бой, они могли одержать верх над противником, равным по силе, но уже усталым и израненным». Относительно участия в сражении македонян высказываются прямо противоположные мнения, я лично не вижу ничего удивительного в том, что они могли принять участие в битве при Заме. Филипп V очень хорошо понимал, к каким последствиям может привести победа римлян, и поэтому решил поддержать Карфаген. Но сделал так, что официально Македонское царство в этом предприятии не участвовало, поскольку отправившиеся в Африку воины были объявлены простыми наемниками. Об этом говорили македонские послы в Риме: «Требовали они вернуть им тех македонян (и предводителя их, Сопатра), которые служили у Ганнибала в наемниках, были взяты в плен и сидели в тюрьме…» (Liv. XXX. 35). О дальнейшей дискуссии между сенаторами и послами Филиппа Тит Ливий приводит следующую информацию: «Сопатр, человек высокопоставленный и родственник царя, совсем недавно был послан в Африку в помощь Ганнибалу и карфагенянам с четырехтысячным отрядом македонян и с деньгами. Македонян стали расспрашивать об этих делах, они запутались в объяснениях и получили ответ вполне недвусмысленный. Царь, сказали им, хочет войны и скоро ее получит, если будет вести себя по-прежнему. Двояко нарушил он договор: обижал союзников римского народа, беспокоя их своими набегами; помогал врагам Рима деньгами и солдатами. И Публий Сципион поступает правильно, сочтя врагами римского народа бившихся против него и заковав их и по взятии в плен» (Liv. XXX. 35). Вряд ли Ливий все это придумал. То, что Полибий не упомянул македонян среди участников битвы, еще ни о чем не говорит: причин, почему он так поступил, можно придумать массу. Поэтому я исходил из того, что македонская фалангархия под командованием Сопатра сражалась в битве при Заме.

У Полибия совершенно иной взгляд на ситуацию. По его мнению, именно вторая линия построения была самой ненадежной, и поэтому ее поставили между наемниками и ветеранами: «Чтобы принудить карфагенян нахождением в середине оставаться на местах во время сражения». Если следовать Ливию, именно на этих воинов Ганнибал возлагал основные надежды. Трактовки одних и тех же фактов у историков совершенно разные.

Любопытна версия Тита Ливия о том, почему Ганнибал поставил своих итальянских ветеранов в третьей линии боевого построения: «Неизвестно было, друзья они или враги». На данный факт обратил внимание и Фронтин: «в арьергарде он поставил италиков, так как не полагался на их верность и опасался, что они будут действовать вяло». Аппиан высказал прямо противоположное мнение: «Третьими же были все, которые последовали за ним из Италии. На них он особенно полагался, так как им приходилось особенно бояться победы римлян» (Lib. 40). В данном случае,