Шрифт:
Закладка:
Сопровождали ли его в этих поездках отец и дядя, неизвестно. Но, так или иначе, Хубилай находил всех троих такими интересными или такими полезными, что не отпускал их от себя много лет. Только в 1292 г., когда монгольской принцессе, обещанной в жены персидскому хану, понадобилось сопровождение, венецианцам наконец позволили уехать.
История о том, как почти четверть века спустя они вошли в большой венецианский дом, как родные и друзья поначалу их не узнали и как затем изумились, когда пришельцы внезапно сбросили потрепанные восточные одежды, отпороли подкладки, и на пол водопадом хлынули изумруды, рубины и жемчуга, – все это стало частью знаменитой легенды Марко Поло. Но, несмотря на недоверие, которое вызывали его слова, на преувеличения, в которых его обвиняли, и нелицеприятное прозвище Миллион (потому что в его рассказах все исчислялось миллионами), книга, которую он продиктовал в Генуе своему сокамернику, – отнюдь не простое собрание небылиц, каковым ее долгое время считали. Многие его описания необычайно точны; некоторым из них спустя столетия нашлись подтверждения в китайских архивах. Марко повествует не только о блестящем пекинском дворе Хубилая, но и обо всей Монгольской империи – от Крайнего Севера с его собачьими упряжками и северными оленями и до Цейлона, Бирмы, Сиама, Явы, Суматры и Японии, – о землях, о которых до него не слыхал ни один европеец, – и даже, из вторых уст, о христианской империи Абиссинии, о Мадагаскаре и Занзибаре.
Марко Поло умер в 1324 г. и был похоронен в церкви Сан-Лоренцо. К сожалению, его саркофаг был утрачен, когда в 1592 г. церковь перестроили, но в библиотеке Марчиана сохранилось его завещание. Уцелело и кое-что от старого дома Поло, включая великолепную византийскую арку, под которой Марко, должно быть, проходил бессчетное множество раз. Все это можно увидеть в уголке за церковью Сан-Джованни-Кризостомо, все еще носящем название в честь самого знаменитого путешественника Средних веков, – Corte Seconda del Milion, «Второй двор Миллиона».
После Курцолы война между Венецией и Генуей перешла в завершающую стадию. Крупных сражений больше не было. Отряд генуэзцев атаковал Маламокко; в ответ на это венецианец Доменико Скьяво, за год или два до того отличившийся при нападении на Каффу, проник во внутреннюю гавань Генуи с тремя галерами и в качестве прощального оскорбления прибил к пирсу несколько венецианских монет; но обеим сторонам не терпелось заключить мир. По большому счету венецианцам определенно удалось избежать худшего. Правда, по их репутации в Средиземноморье и за его пределами был нанесен тяжелый удар, изрядно подорвавший их самоуважение. Но и на долю Генуи, несмотря на великолепные победы, выпало немало испытаний. Ее престиж никогда еще не был столь высок, но общие потери ненамного уступали венецианским, а ресурсов на восстановление практически не осталось. Венецианцы, напротив, уже готовили еще один флот из ста кораблей и набирали наемников-каталонцев на место своих погибших арбалетчиков.
Мирный договор был подписан в мае 1299 г. при посредничестве Маттео Висконти, недавно пришедшего к власти в Милане. Ни одна сторона не потерпела при этом унижения: в договоре удалось обойтись без упоминаний о победителях и побежденных. Однако условия мира оказались необычными – и это свидетельствует о том, насколько размыта была граница между «законными» морскими сражениями и обыкновенным пиратством. Обе республики сочли недостаточным заявить о взаимном ненападении: каждый венецианский капитан обязан был лично поклясться в том, что не станет атаковать генуэзские суда, и наоборот. При этом особо оговаривалось, что генуэзцы имеют право выступить на защиту любого владения Византийской империи, если та подвергнется нападению венецианцев. В случае войны между Генуей и Пизой венецианцам запрещался доступ на Корсику, Сардинию и на весь отрезок Лигурийского побережья от Чивитавеккьи до Ниццы, исключая саму Геную. Схожим образом в случае военных действий в Адриатике генуэзцам запрещалось заходить во все тамошние порты, кроме Венеции. Договор должны были утвердить не только обе заинтересованные стороны, но и Падуя и Верона со стороны Венеции, а со стороны Генуи – Асти и Тортона.
Упоминание о Византийской империи ясно показывает, что Венеция все еще не примирилась с Андроником Палеологом. Понадобилось еще три года, новая карательная экспедиция в Константинополь и показательная порка греческих пленных на палубах венецианских кораблей под стенами Влахернского дворца, чтобы император наконец согласился на условия венецианцев. Сама Венеция к тому времени преобразилась до неузнаваемости.
13
Торжествующие олигархи
(1297 –1310)
Такой город, как Венеция, хозяйка обширной, далеко раскинувшейся империи, не смог бы управлять ею, если бы сам не управлялся демократическими институтами. Подобно английской аристократии, на которую он во многом похож, венецианский патрициат дал городу святого Марка семьи, в которых искусство государственного управления было в некотором роде наследственным, а потому правители могли сменять друг друга, сохраняя принципы и дух своей политики в неизменности. Вот почему этот олигархический режим завоевал уважение и доверие подданных: его наглядно демонстрируемыми основами были честность, мудрость и честолюбивое стремление при любых обстоятельствах трудиться во имя безопасности и величия отечества. И вот почему к XIV−XV вв. правительство Венеции стало, пожалуй, одним из лучших во всем мире и как нельзя лучше приспособленным для работы на благо города святого Марка.
Маттео Висконти, самозваный «капитан народа» Милана, был лишь одним – пусть и самым могущественным – из множества деспотов, которые с середины XIII в. начали захватывать власть в городах Северной Италии. В Вероне уже утвердились Скалигери, в Модене и Ферраре – д’Эсте; в Мантуе вот-вот должны были прийти к власти Гонзага. В классическом смысле слова все они были тиранами, но, как правило, не угнетали своих подданных. Напротив, чаще всего они пользовались популярностью в народе, так как обеспечивали людям куда более спокойную и надежную жизнь, чем во времена их отцов и дедов.
Но для венецианцев они были сущим проклятием. Республика принимала все новые и новые меры против подобного захвата власти. В дожеские обязательства включали все более строгие пункты, направленные на предотвращение тирании. Запрет Реньеро Дзено на демонстрацию гербов; сложная процедура выборов: отказ третьему Тьеполо в должности дожа – всё это были симптомы одной и той же фобии, на рубеже столетий переросшей в настоящий невроз. На самом деле опасность сильно преувеличивали. Великолепные автократы материковых городов опирались на традицию, совершенно чуждую всему, к чему привыкла Венеция. Эта форма правления была порождена высокоразвитой феодальной системой