потерпела несколько поражений на суше и на море, потеряв множество кораблей и людей. Гражданам республики пришлось бессильно наблюдать, как враг подступил к самой границе лагуны. Все соседи, от которых венецианцы зависели в торговом отношении, были настроены в большей или меньшей степени недружелюбно. Главная колония, Крит, снова бунтовала. Венецианцы пережили горечь (не говоря уже о духовных опасностях) церковного отлучения, ужасы землетрясения и наводнения; и несмотря на то, что преемник папы Мартина в 1285 г. снял интердикт, а последствия природных катастроф удалось в целом устранить, признаков того, что впереди лучшие времена, все еще было немного. Между тем в Истрии по-прежнему полыхала война.

В жизни всякого государства время от времени случается черная полоса, и в такие времена люди начинают искать козла отпущения. Венецианцы тоже нашли такого: во всем, по их мнению, была виновата новая торговая аристократия, внезапно обретшая богатство и власть при захвате Константинополя, а теперь толкавшая республику к олигархии, подрывая власть дожа и лишая человека из народа всякой возможности влиять на политическую жизнь. На самом видном месте среди таких выскочек стояло семейство Дандоло, давшее городу двух дожей. Первый был в ответе за установление нового порядка, а второй, по мнению многих, сосредоточил все его худшие стороны в своем правлении и навлек на Венецию еще более тяжкие испытания.

Это мнение было и нелогичным, и несправедливым, однако его оказалось достаточно, чтобы в городе вспыхнули массовые протесты. Возмущенные тем, что единственная политическая привилегия, которой они традиционно пользовались, теперь отнята у них не только де-факто, но и де-юре, граждане в одном могучем усилии сплотились, чтобы заставить правительство услышать их голоса. Они собрались на Пьяцце и потребовали передать дожеский престол главе семейства, олицетворявшего старый, подлинно демократический порядок, – Джакомо Тьеполо, сыну дожа Лоренцо[133].

Из этого второго Джакомо Тьеполо, имевшего за плечами богатый военный опыт длиной в двадцать с лишним лет, мог бы выйти во многих отношениях замечательный дож. Однако у него имелось два серьезных недостатка. Прежде всего, как ни странно это звучит, он был востребован народом. Если бы он преуспел, пусть даже в результате официального выборного процесса, люди пришли бы к выводу, что их демонстрация достигла цели, и стали бы выдвигать новые требования, стараясь все активнее влиять на политическую обстановку. Осторожные советники не хотели открывать толпе такую возможность: она поставила бы под угрозу всю электоральную систему, которую с таким трудом выстроили специально для того, чтобы предотвратить подобные ситуации. К счастью для них, против кандидатуры Тьеполо имелось и другое возражение, оспорить которое его сторонникам было бы труднее: Джакомо был сыном и внуком бывших дожей. Возобладал традиционный страх перед наследственной монархией. Тот факт, что его семейство было почтенным и старинным, только усиливал потенциальные риски. Три дожа Тьеполо всего за каких-то шестьдесят лет – это уж слишком. Даже сам Джакомо, похоже, согласился с этим аргументом. Чтобы не усугублять разногласия, он удалился на свою виллу на материке, а вскоре после этого на освободившееся место был избран по официальной процедуре тридцативосьмилетний Пьетро Градениго.

Семья нового дожа, как и род Дандоло, принадлежала к сословию купцов-нуворишей. Судя по насмешливому прозвищу Пьераццо, подданные ему не доверяли, а его последующие действия доказали их правоту. Но другого кандидата на его место у них не было; и многие, без сомнения, заметили, что в официальную делегацию, отправленную за Градениго в Каподистрию, где тот служил подеста, был включен представитель семьи Тьеполо. Встретив мрачным молчанием новость об избрании дожа, венецианцы нехотя приняли его в качестве нового правителя.

Смена дожа не принесла немедленного облегчения. Особенно сложной была ситуация в Леванте, где аль-Ашраф Халиль, мамлюкский султан Египта, собирал армию для окончательного разгрома последних латинских оплотов в Святой земле. Триполи пал в 1289 г., всего за несколько месяцев до избрания Градениго. Пока держались только Акра да несколько независимых городов на побережье. В течение столетия Акра оставалась столицей франкского Востока, убежищем для низложенных королей Иерусалима, принцев Галилеи, Антиохии и других не столь блистательных владык, которые, по словам немецкого хрониста того времени Гермара Корнера[134], расхаживали по защищенным от солнца улицам города в золотых коронах. Свои районы в Акре имелись не только у Венеции, но и у Пизы, Амальфи, а до некоторого времени и у Генуи, но венецианская колония была гораздо крупнее прочих и служила главным перевалочным пунктом в торговле Венецианской республики с Центральной Азией и еще более отдаленными странами[135].

Однако по той же причине гибель Акры обернулась для Венеции куда более тяжелым ударом, чем для ее конкурентов. В пятницу 18 мая 1291 г. армия мамлюков взяла Акру приступом и перебила почти всех ее жителей. С уничтожением Утремера (а более мелкие христианские города лишились всякой надежды после падения Акры и быстро последовали за ней) Венеция в одночасье потеряла не только самые выгодные рынки, но и значительную часть складов для караванов, идущих на Восток. Впрочем, эта потеря оказалась временной: не обращая внимания на папу, который рьяно призывал к новому крестовому походу и угрожал карами любому христианскому государству, которое осмелится иметь дело с неверными, Венеция почти сразу вступила в переговоры с султаном, и впоследствии тот предоставил ей чрезвычайно выгодные условия. Однако в ближайшей перспективе будущее венецианской торговли в Центральной Азии казалось мрачным. Все теперь зависело от северного пути через черноморские порты и Крым, и здесь Венеция снова столкнулась со своим старым врагом – Генуей.

Почти до середины XIII в. на берегах Черного моря было неспокойно, из-за чего весь регион оставался почти непригодным для торговли. Западные купцы обычно разгружались в Константинополе, но с 1242 г., когда монголам удалось объединить под своей властью Великую степь, ситуация изменилась: открылись новые коммерческие возможности. Отвоевав Константинополь, Михаил Палеолог пожаловал генуэзцам исключительные права на черноморскую торговлю; через семь лет он позволил венецианцам вернуться, но Генуя с ее непрерывно растущей колонией в Галате по-прежнему господствовала на Босфоре. Под ее влиянием Трапезунд вытеснил Египет и Левант (где стремительно угасали последние города крестоносцев) в качестве перевалочного пункта для индийских караванов с пряностями. Между тем крымская Каффа (современная Феодосия) держала под контролем местное производство зерновых, рыбную ловлю и добычу соли, а также торговала мехами и рабами, поступавшими с севера. Короче говоря, венецианцы столкнулись с грозным противником. Вынужденное перемирие, подписанное двумя республиками в 1270 г., продлевалось дважды, но в 1291 г., в год падения Акры, срок его вновь подошел к концу, и на этот раз о продлении не могло быть и речи. Генуя твердо