Я ждала, глядя в ее горящие глаза. А потом добавила:

— Но его хватит на то, чтобы… высечь искру. Не одна ты потеряла любимого человека. Принц Джанхон убил отца инспектора Со.

Меч задрожал.

— Его отца?

Стиснув выбивающие дробь зубы, я попыталась говорить как можно тверже:

— Отец инспектора был королевским тайным агентом, которого послали в провинцию Пхёнан, куда принц Джанхон отвез голову… голову твоей матери. Принц убил его и еще одного тамошнего жителя. Инспектор сказал мне, что, если король не станет его слушать, он доложит о злодеяниях принца партии старых. И если ты хочешь, чтобы правосудие восторжествовало, тебе надо дожить до дачи показаний в суде.

Я задержала дыхание, стараясь унять сильнейшую дрожь в теле. Проведя рукой по лицу Оджина, я приложила пальцы к его горлу, пытаясь найти пульс. Он едва прощупывался. Был слабым, словно слетающий с губ шепот. Горячая боль опалила мне грудь.

— Решай быстрее! — рявкнула я, не испытывая больше страха. И прошипела клокочущим от ярости голосом: — Если ты хочешь увидеть мать после смерти, не испытывая при этом угрызений совести и сожалений, то тебе нужно, чтобы инспектор Со выжил. Если же тебе это не важно, то все мы обречены, а принц продолжит убивать и однажды станет королем. Неприкосновенным и недосягаемым.

Раздался громкий металлический звук — это Инён уронила меч на камни в ручье. Ее рука упала вдоль тела.

— Я думала, когда они все будут мертвы, боль немного ослабнет… Мать единственная на всем свете любила меня. Она всегда говорила, что любит меня с самого моего рождения. И я все время думаю, что никто на свете не любил меня так, как она.

Я едва слушала ее. Быстро сняла веревку с талии Оджина — такие веревки, как я знала, полицейские используют при аресте преступников.

— Вытяни руки, — сказала я свистящим от волнения голосом. Инён могла передумать в любую секунду. — Если ты хочешь справедливости, то должна сдаться полиции.

— Я сдамся, — отозвалась она, а затем, немного помолчав, добавила: — Сдамся, но у меня есть к тебе одна просьба.

— Какая? — спросила я. Я выполню любую ее просьбу.

До меня донесся шорох бумаги.

— У меня при себе старое материно письмо. Я всегда ношу его с собой, с тех самых пор, как стала работать во дворце. Ты положишь его со мной в могилу?

— Положу.

Теперь над нами ярко светила луна — череп с отбитым краем, — и при ее свете я разглядела сложенный лист бумаги. Взяв его, я осторожно отодвинула Оджина в сторону и встала, чтобы покрепче обмотать веревкой кисти рук Инён. Подобрав меч, я осторожно подвела ее к дереву и привязала к стволу.

— Если я умру, — голос Инён звучал теперь спокойно, она не отрывала от меня взгляда, — мой брат будет свидетельствовать в мою защиту. Скажи, что старшая сестра ему это разрешила.

Я спрятала меч, бросилась к Оджину и обхватила его руками. Мне вспомнилось, ответ на какой вопрос он хотел знать с самого начала расследования. Глядя через плечо, я спросила:

— Почему медсестра Минджи все еще жива? Как ей удалось сбежать?

После недолгого тягостного молчания Инён ответила:

— Она позвала мать. Когда я собралась ее убить, она произнесла одно-единственное слово: «Матушка».

Я поклялась себе, что обязательно расскажу Оджину обо всем этом. Но сначала надо было сделать так, чтобы он выжил.

Осторожно перевернув его на живот, я засунула руки ему под плечи и, стиснув зубы, поставила на колени. Затем взвалила себе на спину — мне стало слышно его еле ощутимое сердцебиение — и скрючилась под его весом. Раненое плечо пронзила острая боль, а когда я встала, ноги как будто раздробились.

С каждым шагом я, не переставая, боялась, что сейчас рухну на землю, но я чувствовала, как буравит нас взглядом Инён.

Я хотела очутиться от нее как можно дальше.

Руки Оджина висели у меня вдоль тела, окровавленные ладони покачивались в такт моим нетвердым шагам. Пряди его темных волос, выбившиеся из пучка, щекотали мне лицо и горло. Он был до ужаса неподвижен, и этот ужас разгонял дурманящий туман изнеможения в моей голове, пока я с трудом, маленькими, невероятно тяжело дающимися шажками, продвигалась вперед. В отчаянии глядя на темный холм, по которому я недавно бежала, я прошла весь путь от его подножия до тропинки, где встречались нужная мне дорога и уходящий вверх склон, и увидела там оставленную Оджином веточку — указатель пути.

Продвигаясь по этому пути, я обследовала каждый освещенный лунным светом клочок земли, пытаясь найти нужные сейчас лекарственные растения. Лес — настоящая сокровищница лекарств, особенно по весне. Тут мое внимание привлек раскидистый куст неподалеку. Я остановилась и ощупывала его ступней, тяжело заглатывая воздух, пока пот заливал мне глаза, а руки дрожали под весом тела Оджина. Лунный свет осветил желтые цветы и остроконечные красные плоды пэмддальги.

— Хён-а.

Мне показалось сначала, что это порыв ветра, но потом я опять услышала натужный и хриплый голос:

— Хён-а.

Мое сердце подпрыгнуло от сопровождаемой болью радости.

— Просто оставь меня здесь.

— Разве вы не знаете меня, наыри? Я же Пэк-хён. — Я сморгнула пот с век. И изо всех оставшихся сил приподняла Оджина еще выше на спине и продолжила путь. Вернусь за этим растением позже. — Если я что-то задумала, то непременно это сделаю.

При мысли о том, что я могу потерять его, мой голос надломился.

— Пожалуйста, только живи. Не покидай меня.

* * *

Семь лет учебы должны бы были подготовить меня к этому моменту.

Но я еще никому никогда не спасала жизнь. Я не раз ассистировала врачам, но никогда не действовала в одиночку. Собрав последние силы — я даже не подозревала, что они у меня остались, — я уложила Оджина на пол пустой хижины. Я знала, что времени на поиски врача у меня нет.

Я закрыла глаза, стараясь унять дрожь в теле, и напомнила себе о том, что всегда делала в Хёминсо, когда больной был на грани смерти и медсестры носились вокруг, как обезглавленные курицы, под отдаваемые в панике приказы.

«Спокойная и твердая рука, — неустанно повторяла мне медсестра Чонсу. — И спокойный и трезвый ум».

И ее слова успокоили меня.

Я укрыла холодное тело Оджина всеми одеялами, какие только смогла найти, выбежала из хижины и вернулась с нужными мне ингредиентами