Это не моя веревка. Автомобиль я покупал с рук — веревка осталась от прежних хозяев. Трос они почему-то не оставили, а вот веревку забыли. Да и мне она была без надобности все это время…

Что ж, веревка, вот и пришел твой час. Как там у Гоголя: «И веревочка в хозяйстве сгодится»…

Я спустился вниз и через пять минут вернулся с веревкой. Валя по-прежнему изображала труп.

Я пододвинул к кровати большой стул с мягкой обивкой — и стал взгромождать на него Валю. Она не шелохнулась, не издала ни звука. Руки безвольно повисли, словно плети, голова опрокидывалась вниз. Если бы не тихое ее сопение, можно было решить, что она и впрямь окочурилась.

Наконец я поместил ее на стул в сидячем положении. Это был отличный стул, будто специально изготовленный с тем расчетом, чтобы к нему максимально удобно можно было привязать человека. Особенно человека сравнительно небольшого размера — такого, как Валя.

Я тщательно привязал ее ноги к ножкам стула. Затем принялся за руки — и столь же успешно сомкнул их с подлокотниками.

На всякий случай я обвязал и Валино туловище, хотя это уже было, пожалуй, излишним. Ну ладно, пару раз можно обернуть. И не туго, конечно.

Я сделал несколько шагов назад и склонил голову набок, оценивая свое произведение. Прекрасно, просто прекрасно. Пикассо — да и только.

Так, а если она проснется? То есть не «если», разумеется, а «когда». Верно, только когда протрезвеет. Ну, и что тогда будет? Заверещит ведь…

Ничего, мы и это предусмотрим.

Ради такого дела я впервые прикоснулся к вещам, находящимся в этой квартире. Сначала стул, а теперь нужен еще и…

Я открыл шкаф и на первой же полке, на которую упал мой взгляд, обнаружил то, что мне нужно. Два больших белых платка. Отлично. Приготовим их к моменту пробуждения нашей принцессы Авроры…

Тут вдруг я и почувствовал усталость. Да, надо поспать. Завтра будет тяжелый день.

Я снял ботинки и прилег на ту же застеленную кровать, которую успела слегка смять Валя.

Проснулся я без будильника (да и откуда ему было здесь взяться?), но довольно рано. Семь часов! Никогда не вставал в такое время по своей воле…

Сегодня же еще и съемка… Плевать. До съемки ли мне теперь? И пускай хоть весь день трезвонят мне на квартиру, пускай думают, что хотят…

Я встал и подошел к Вале. Тихий ангел. Уронила голову себе на грудь. Как она прекрасна все-таки. Почти так же, как Варя… Только почему «почти», спрашивается?..

А это что? Я наклонился к ее лицу вплотную — и увидел еле заметную струйку слюны, сочащуюся из уголка ее рта.

Ах ты, моя маленькая… Я взял загодя приготовленный платок и аккуратно вытер ей губы и подбородок.

Затем я приподнял ее голову, нежно разжал ей зубы и затолкал платок между ними. А вторым платком обвязал ее нижнюю половину лица, чтобы она не выплюнула первый платок. Кляп тоже вышел у меня что надо. Да во мне просто погибает прирожденный похититель и мучитель…

120

Так, ну, пожалуй, еще пару часов она точно не проснется. А если и проснется, то не развяжется. И не закричит. Поэтому я смело могу отлучиться…

Я спустился, сел за руль, закурил. Включил радио. И мгновенно узнал голос Аиды Ведищевой, эротически выпевающей:

Помоги мне! Помоги мне!

В желтоглазую ночь позови!

Видишь, гибнет, сердце гибнет

В огнедышащей лаве любви…

Вот это да! Никогда бы не подумал, что такое можно услышать в советском радиовещании… Это из «Бриллиантовой руки» ведь. Фильм еще не вышел, а песня уже крутится. Интересно, как ее воспринимают? Большинство наверняка — за чистую монету… Впрочем, по-настоящему хорошая пародия тем и ценна, что не все осознают ее пародийность.

С этими посторонними мыслями я быстро доехал до Школы-студии МХАТ.

Вышел из машины, подошел к крыльцу, присмотрелся к отдельным кучкам молодняка, прохлаждающегося на улице в ожидании начала занятий… Ага, кажется, Валю я видел с этими…

Я подошел к нескольким девушкам, о чем-то оживленно щебечущим между собой.

— Простите, — обратился я к ним, — вы знаете Валю Воскресенскую?

— Да, да, — дружно заговорили они. — А что такое?

— Я просто… хотел поговорить с ее… подругой… — Я ищущим взглядом посмотрел на них, ожидая, что они сами подскажут мне, кого я имею в виду. Это сработало.

— А, так вы, наверно, ко мне? — сказала одна из девушек.

— Да, наверно… Вы…

— Сердюкова. Нонна.

— Ну точно, да. Значит, я к вам.

— Ладно, девочки, я быстро, — обратилась Нонна к подругам, которые направились внутрь здания, жестами показывая ей, что время поджимает. — Вы от Вали? С ней все в порядке? — повернулась она ко мне.

— Да. Так, приболела немножко. Поэтому сегодня ее не будет…

— И вы приехали предупредить об этом?

— Ну да.

— Как мило с вашей стороны. Вы ведь Аркадий, правильно?

— Точно. Значит, Валя про меня рассказывала?

— Не всем, но я в курсе.

— Как я понимаю, вы вообще в курсе обо всех Валиных делах?

— Более или менее.

— И про ее сестру знаете? — непринужденно спросил я.

— Знаю, хотя и не видела ее.

— Угу. — Я был слегка разочарован. Если кто-то и мог видеть обеих сестер, то именно эта Нонна. Но, видно, такого человека просто нет на свете. — Не успели, значит, увидеть… — добавил я вслух.

— Что значит «не успели»? — не поняла Нонна.

— Но вы же знаете, что Валина сестра умерла?

Нонна коротко, но громко вскрикнула.

— О, господи! — схватилась она за грудь. — Я этого не знала. Когда?!

— Несколько месяцев назад.

— Этого не может быть. — Нонна замотала головой. — Как же так? Валя ничего мне не говорила…

— А что же она говорила?

— Что у нее сестра, что они с ней близнецы, что она тоже актриса… Я еще удивлялась: «Как это, — говорила, — две одинаковые актрисы будут?» А Валя мне отвечала: «Ничего, мы только внешне одинаковые, а так — очень разные…»

121

— Да уж, разные, — вздохнул я.

— Но почему же Валя мне не сказала? Почему? — Нонна даже схватила меня за руку повыше локтя.

— Видимо, не хотела вас расстраивать, — сказал я первое, что пришло в голову. Как ни странно, Нонну это успокоило.

— Да, это на нее похоже, — промолвила девушка, плавно отцепляясь от меня. — Она не любит говорить ни о чем неприятном и, наоборот, любит всегда выглядеть веселой.