не понимаешь? — криво усмехнулся Тибурон. — Я растил эту жемчужину десять лет. Помнишь, я отдал тебе несколько особенно крупных раковин, это была одна из них. Она должна была стать одним из моих лучших творений. Знаешь, сколько в ней было силы? Знаешь, сколько желаний она могла исполнить? И знаешь, сколько она стоила? А ведь на неё у меня был покупатель. Так что Эми, теперь ты мне должна, и я даже не знаю, чем ты сможешь отдать мне такой большой долг, — он опять усмехнулся и, перекатившись с пяток на носки, добавил: — Хотя нет, знаю. Цена подросла, и взамен ты принесёшь мне тот бриллиант, который собиралась украсть, используя мой эфир. Кстати, твой новый хозяин знает, с помощью чего ты заморочила ему голову?

— Бриллиант? — Эмбер сглотнула.

— Ты думала, я не знал? — он хищно усмехнулся, вынул руки из карманов и скрестил их на груди. — Когда ты пришла ко мне просить эфир, ты должна была понимать, как опасно брать у меня то, что ты попросила. Ты думала, что я прощупывал тебя и бросил, когда понял, что мне не взломать твою защиту? Ты просчиталась. Какая самонадеянность! Ты думала обмануть самого Тибурона! Я внушил тебе это, крошка Эми. Внушил, что ты можешь меня обмануть. И я смог прочитать твои мысли. Я знал, куда и зачем ты идёшь.

— Так те кортесы с луидорами и жемчужинами в кармане… это были твои люди? — хрипло спросила Эмбер, озарённая внезапной догадкой. — Ты знал, что я пойду в сокровищницу, и послал их по моим следам, чтобы они отняли у меня камень и отдали тебе? Точно! Ну конечно! Вот же я дура!

Эмбер усмехнулась и покачала головой. Она и правда была слишком самонадеянна, пытаясь обвести вокруг пальца Рыбного короля. Ведь это всё равно, что пытаться держать за хвост угря голыми руками! И если бы в подвале Агиларов в тот вечер не оказалось так много грабителей сразу, её участь была бы незавидна. Но насмешница судьба в тот вечер на каждого охотника послала по ещё одному охотнику!

— Да, крошка, с твоей стороны это был не очень умный ход. Дерзкий, но не умный. Хотя и мои болваны тоже оплошали. Но ты за них не переживай, те из них, кого не убили в особняке, уже давно кормят рыб. А теперь, крошка, ты закончишь начатое, и принесёшь мне этот бриллиант. Или он, — Тибурон указал пальцем на Ганчо, — сделает из тебя наживку для крабов. А из твоего сеньора наживку для крокодилов. И наживка будет живой, пока они будут её есть, ты же понимаешь, о чём я? Ты дала слово, и не будь ты из светлой плеяды, я бы уже давно скормил тебя крабам. Поэтому, если ты сдержишь слово, и принесёшь мне камень, я оставлю тебя в покое. А если нет, то я достану тебя из — под земли и насажу на крюк и буду прав перед всеми богами. Ты поняла?

Эмбер кивнула, и ответила коротко:

— Мне нужно два дня.

— Хорошо. У тебя есть два дня. Но запомни — это всё, что у тебя есть, — ответил Тибурон негромко, но от его голоса по коже будто провели лезвием.

Эмбер сглотнула и спросила тихо:

— А что такое «светлая плеяда»?

— А ты спроси у своего нынешнего патрона. У Джарра. Если ты, конечно, всё ещё ему служишь, — усмехнулся Тибурон, сдвинул котелок на лоб и, не прощаясь, ушёл, в сторону букмекерских будок.

Ганчо отступил в темноту конюшни и исчез, а Эмбер почувствовала, как у неё от напряжения дрожат ноги, и прислонилась спиной к стене.

Глава 22. Слабости

— Так о чём вы хотели поговорить со мной, сеньор Алваро? — спросил Виго, когда они остались вдвоём.

Они прошли вдоль всей конюшни, и вышли в торцевые ворота, остановившись на краю площадки, где никто не мог услышать их разговор. Герцог положил руки на перила ограждения и задумчиво посмотрел на тренировочную дорожку с полосой препятствий, на которой жокеи выгуливали лошадей, заставляя выполнять несложные фигуры.

Герцог помолчал несколько секунд, а затем взглянул на Виго, будто сомневаясь в том, можно ли говорить с ним откровенно.

— Сеньор Виго, не сочтите за дерзость, и я ни в коей мере не хочу вас оскорбить или подвергнуть сомнению правильность ваших решений, но то, что вы совершали в последние дни, выглядит на первый взгляд смело и безрассудно. А на второй взгляд довольно странно и наводит на мысли, что у вас есть тайные мотивы, чтобы так открыто встать на сторону эйфайров, — осторожно произнёс герцог Дельгадо.

— И вы хотите знать, что это за мотивы? — спросил Виго, тоже поворачиваясь к тренировочной дорожке. — Почему?

— Потому что собираюсь открыть вам одну тайну. И мне важно понимать, что движет вами и вашими поступками, потому что эта тайна может поставить под удар дорогих мне людей.

— Ну так не открывайте этой тайны. Зачем мне её знать? — с лёгкой иронией спросил Виго.

Герцог чуть усмехнулся и ответил:

— Боюсь, мне не обойтись без вашей помощи.

— Хорошо. Хотите знать, как я отношусь к эйфайрам? Скажу вам правду — я пока и сам не знаю, — Виго повернулся к герцогу и посмотрел ему прямо в глаза. — Я сейчас, как раз в этом разбираюсь. И узнал немало любопытного, что выставляет эйфайров в несколько ином свете, чем принято считать на Голубом холме. Могу сказать только одно, я не хочу принимать огульных решений и именно поэтому наложил вето на принятие закона. Я во всём разберусь и буду отстаивать справедливый подход ко всем решениям, связанным с эйфайрами.

— Что же, это я и хотел услышать, — ответил герцог, слегка склонив голову в знак согласия. — Тогда я расскажу вам кое — что, но дайте слово, что это останется между нами. И попрошу вас не осуждать меня за то, что вы услышите.

— Даю слово чести, — коротко ответил Виго.

— Вы Как- то спрашивали, об истоках ненависти между мной и вашим отцом… — осторожно начал герцог, но Виго его прервал.

— Сеньор Алваро, теперь я уже знаю причины вашей взаимной ненависти. И я знаю даже больше, — произнёс он твёрдо, — о том, кто настоящий отец моего брата и сестёр.

Они несколько секунд смотрели в глаза друг другу. А потом герцог снова чуть кивнул, отвёл взгляд и снова принялся разглядывать лошадей, преодолевающих планки на полосе препятствий. Одна из них артачилась и пританцовывала на месте, пытаясь вырваться, а жокей гладил её по