и летописцы уверяли, что убийца мертв, но предположение Лулу, что он может быть еще жив, засело в моем мозгу. Неспособный разрешить это противоречие, я вернулся к записи о моем отце.

«Мохаммад Амир-и-Ширази:

Родился в Казвине, служил шаху двадцать лет, стал одним из его главных казначеев. Многие сослуживцы восхваляли точность его счетов и быстрое исполнение поручений двора. Казалось, он предназначен для продвижения в высшие чиновники — до того дня, когда он был обвинен в преступлениях против шаха и казнен. Позже возникали сомнения в истинности обвинения. В своей светозарной милости великий шах не казнил убившего, но возможно также, что на его решение повлияло наличие у того человека могущественных сторонников, которых шах не хотел задевать. Лишь Богу известно все в точности».

Я изучил каждое слово, но мозаика не складывалась в ясную картину — отсутствовал решающий кусок. Я снова уставился на запись, и слова одновременно открывали и скрывали правду. Казалось, что вот она — куски сплывались и расходились, пока я наконец не закричал.

Округлые плечи Эбтин-аги затряслись, и он уставился на меня:

— Что такое? Из-за твоего вопля переписчик испортил целую страницу.

— Я… я наконец отыскал ответ на вопрос.

— В следующий раз оставь свои новости при себе.

Я читал и перечитывал кусок предложения:

«…шах не казнил убившего…».

Что, если отрывок говорил о двух разных людях? Убившим был Камийяр Кофрани. Обвинитель был человеком с могущественными сторонниками, возможно, еще живой. То, как был написан этот кусок, заставляло предполагать, что некто — может быть, писец — за плату от обвинителя намеренно затемнил правду. «Если так, — осознал я с растущим восторгом, — этого человека все равно можно выследить».

Следующим утром, едва мы с Пери занялись обдумыванием нашей проблемы, до нас донеслись протяжные, мучительные вопли, за которыми последовал тревожный стук шагов. Я бросился к двери, хватаясь за кинжал. Вбежала запыхавшаяся Азар-хатун.

— Что за суматоха?

— Султанам! Она в ужасном состоянии.

— Немедленно приведите ее сюда, — распорядилась Пери.

Стоны стали громче, и Султанам ворвалась в комнату прямо в уличной обуви. Она ступала по лучшим шелковым коврам Пери, словно не помня, что они там. Шаль сползла с головы, седые волосы были точно стая змей, ползущих по лицу. Лицо залито слезами, рот оплыл, точно гноящаяся рана.

— Старейшая мать державы, что с тобой? — вскочила Пери, словно ее обязанностью было утешить. — Как я могу облегчить твои страданья?

— Сердце мое вырвали из груди и скормили волкам, — рыдала Султанам. — Помоги мне! Во имя Всевышнего, помоги!

Она упала на пол и поползла, словно животное, колотя кулаками по твердой глине. Царевна старалась уложить Султанам на подушки, но та отталкивала руки Пери, будто сами прикасания обжигали ее.

— Кто-то обидел тебя, почтенная матушка? Скажи мне, кто это. Я добьюсь справедливости.

— Да, ты должна добиться справедливости! — крикнула Султанам, стараясь сесть. — Я больна от горя! Потеряла свет моих глаз!

— Кто пострадал?

— Внук мой Султан Хассан-мирза. Умереть бы мне вместо него!

Мы встревоженно переглянулись.

Султан Хассан-мирза был старшим сыном Мохаммада Ходабанде от его первой жены.

— Что с ним?

Султанам завыла так громко, что звук ее горя отдался в моих зубах.

— Его удушили в Тегеране люди Исмаила!

— Да защитит Бог тебя и твой оставшийся род! — сказала Пери. — Я думала, Исмаил пообещал тебе не трогать Мохаммада и его детей.

Мучительные вопли Султанам подтверждали: он изменил свои намерения.

— Исмаил услышал, что кто-то из кызылбашей собирается поддержать Султана Хассан-мирзу в праве на трон, — ответила она, — но я знаю: мальчик уехал в Тегеран просто потому, что хотел попросить более высокого положения при дворе. Сейчас Исмаил держит Мохаммада Ходабанде и остальных его сыновей под домашним арестом в Ширазе и Герате. Я в страхе — он может перебить их всех.

Я стиснул рукоять кинжала.

— Да сохранит их Бог! — ответила Пери. — Мать стольких поколений Сефевидов, позволь мне предложить тебе снадобье, что уменьшит твою боль.

— Мне нужно не снадобье! — яростно отказалась Султанам. — Мне нужна справедливость! — Она воздела руки к небу и вдруг ударила себя по голове, груди, словно избивая врага.

— Что ты просишь меня сделать?

Султанам уставилась на Пери глазами в багровых веках:

— Я пришла сказать тебе твердо и неотступно, что мой сын должен быть смещен ради блага страны.

Я едва верил своим ушам.

— Высокочтимая старшая, вы уверены? В последнюю нашу встречу вы говорили совсем другое.

— Потому что ни одна мать не может и помыслить о свержении ее сына, пока она не откроет, что ее сын — чудовище. Пери, ты должна взяться за это.

— Как? Высокородные мне не помогут.

— Тогда найди другие способы.

— Что так бесповоротно изменило ваш разум? Исмаил убивал и раньше, направо и налево!

Царевна словно выхватила эту мысль из моей головы.

— Если Исмаил убьет Мохаммада и его детей, династии конец. Я должна отказаться от него, чтоб сберечь будущее своей страны.

Лицо Пери осветилось благоговением.

— Как отважны вы стали!

Лицо Султанам стало как осевшее тесто.

— Это только ради себя. Я… я не хочу терять остаток моей семьи и доживать остаток дней в одиночестве.

— Конечно нет. Бог даст вам увидеть еще много поколений.

Я понадеялся, что Султанам сможет помочь нам настичь нашу дичь.

— Высокочтимая мать, — сказал я, — ваш сын, повелитель вселенной, очень хорошо защищен. Конечно, его невозможно устранить.

— Вы можете добыть сведения у кого-нибудь, кто знает Хассанбека.

— У кого же? — спросил я.

— У проститутки по имени Ширин.

— Откуда вы ее знаете? — поинтересовалась Пери.

— Она пришла ко мне пару месяцев назад, после того как стала обслуживать придворных. Сняв покрывало, показала мне синяки под глазами и рубцы на ногах. «Я плачу налоги, как всякая честная проститутка, — сказала она мне, — и прошу вас защитить меня от гостей, которые ведут себя как безумцы». Виновником был сын хана. Я послала своего визиря отчитать его, а также сказать его отцу, что он будет избит так же, как Ширин, если это повторится. Она была так благодарна за мое заступничество, что с тех пор мне рассказывает о своих посетителях. Среди них и Хассанбек.

Я едва не захохотал при мысли, что любимец шаха сбегает в объятья продажной женщины.

— Вы сможете расспросить для