— А мне в чистую кухню, их здесь несколько. Иначе неудобно на большой-то. Многие слуги сами в чистой кухне готовят. Некоторые не любят стряпню вылв, считают, что слишком магией отдаёт. Хотя мой Яровзор Красноокович не возражает против их стряпни, — Борщ лукаво улыбнулся. — Просто моя ещё хуже.

В животе при упоминании еды громко заурчало.

Дэн решил пока не нарываться, а понять, что тут вообще к чему. И пошёл, куда его направили. Когда он вернулся, то громко попросил работы. Одна из «бледных молей», ничем внешне не отличающаяся от других, указала на огромную корзину, которая стояла возле печки.

«Набери угля», — теперь он внимательно смотрел на рот и убедился, что губы и правда не двигаются. Но… Что он, чревовещателей не видел? Тем более эта Янна — она одна такая. Всё логично. Всё объяснимо.

Впрочем, когда внезапно перед глазами пробежали картинки его «чулана», в котором нужно пройти прямо от двери, чуть спуститься по шахте, нагрести в ней корзину и вернуться. Убеждённость в том, что вокруг разыгрывают спектакль для единственного зрителя, уменьшилась.

Дэн подхватил корзину, зашёл в чулану и правда увидел, что его лежанка чуть в стороне вдоль стены, а шахта с углём в «полуподвале» в отнорке рядом. Там же нашлась сапёрная лопатка, которой он размягчил породу этого странного «угля» и набрал полную его корзину. Работа оказалась для него тяжёлой. Дэн задыхался от слабости и закончил наполнять корзину примерно через сорок-пятьдесят минут. По крайней мере так ему показалось. Ещё и вымазался весь. А потом еле доволок эту плетёнку по полу.

После этого он получил миску жидкой похлёбки с картофельно-мясным вкусом.

После перекуса, лишь немного притупившего голод, он снова приступил к наполнению корзин. Только уже на других кухнях. Их оказалось целых четыре. Там он увидел людей, кто-то действительно готовил. Правда, с разговорами больше не приставал ни к кому. Очень уж хотелось поскорей получить добавку.

* * *

После насыщенного дня, когда какой-то колокол пробил раз пятнадцать-шестнадцать, и ему разрешили прекратить работать, Дэн слинял на свою соломку и попросту уснул. В голове пока не было ни одной мысли. Если, конечно, не допускать, что его похитили инопланетяне и проводят эксперименты. Или что он где-нибудь в больнице под капельницами от травмы и всё это — лишь затяжной сон. Дэн слышал, что лучший способ избавиться от кошмара — лечь там спать, тогда проснёшься дома.

Но дома он не проснулся. Его ждали корзины для угля и недовольная белая вылва Янна, которая сообщила, что нужно больше угля для приготовления завтрака. После утренней разнарядки, когда появилось чуть времени на отдых, Дэн нарисовал углём две чёрточки на стене возле лежака.

Второй день начался.

Глава 22

Потеря надежд

Утром Дэн начертил восьмую чёрточку на своей стене. Значит, должен быть вторник, и здесь он уже неделю.

За это время ничего в его положении не изменилось, и он так и продолжает работать на раскопках угля для топки кухонных печей. Только работы прибавилось, так как ему ещё приходилось эти печи очищать от золы и нагара. Растапливали уголь ветками и всяким хворостом. А ещё он ещё так и не побывал на улице и максимум что знает, где находятся кухни в этих катакомбах.

«Стирка», — сказала ему Янна после того, как он выполнил утреннюю «норму» и доел кусок кукурузной лепёшки с кашей. Ячменной, кажется. — «Ты грязный. Должен мыться».

Дэн и сам страдал от невозможности помыться, да ещё и вся одежда запачкалась в угольной пыли и саже. Он себя чувствовал бомжом, который иногда украдкой бегает в туалет на вокзале, где умывает лицо и руки. Где этот туалет, ему подсказала Янна, и бежать до него надо чуть ли не полкилометра. В первый раз, когда он облегчился в угольной шахте, его чуть ли не носом натыкали. И Дэн лишь порадовался, что успел только пописать. Это было… доходчиво. А вылва оказалась очень сильной. Ему больше не хотелось ощущать ледяные жёсткие пальцы на своём загривке, где, кажется, остались синяки. Просто очень припёрло, и показалось, что земля всё впитает… До сих пор оставался вопрос, как она вообще узнала. Камер Дэн, как ни старался, не увидел.

— А где можно постирать? И помыться? — спросил Дэн и получил в голову инструкцию. Оказалось, что в пещере чуть подальше от туалета есть людская, а там в отдельном коридоре — помывочная комната. Ему даже провели сеанс, который показывал, что там надлежало сделать, чтобы стать чистым, как будто он дебил и никогда не видел кранов с водой или не умеет пользоваться мочалкой. — А мыло?

«Там возьмёшь», — ответила потерявшая к нему интерес вылва.

Дэн решил пойти сразу. Возможно, вечером там будет народ, пришедший с работ. А он и так весь чесался.

«Помывочная» оказалась общественной каменной баней. И там уже сидели несколько мужчин, которые неодобрительно посмотрели на его грязную одежду. Дэн, чуть поколебавшись, разделся, бросив комком одежду, выбрал себе местечко, взял деревянный таз. Реально деревянный, только с железным ободом, но таз даже не протекал, и набрал горячей воды из большой железной трубы, повернув массивный вентиль, как показывала Янна.

— А говорил, что никому не служишь, — сказал голос за спиной, и Дэн нервно подпрыгнул, резко оборачиваясь и с облегчением увидев старого знакомца.

— Борщ⁈ Ты что подкрадываешься?..

— Напугал что ли? — удивился мальчишка, а повернувшийся к нему Дэн уставился на голое тело, буквально перевитое жилами и сухими мышцами. Паренёк оказался атлетом. Из-за свободной одежды при первой встрече Борщ показался ему даже субтильным, но нет. Дэн спохватился, что разглядывание могут воспринять неправильно, и отвёл взгляд.

— А что ты сказал насчёт «не служишь»?.. Ты это про что?

— Так знак на твоей спине, — пояснил Борщ.

— А, ты про татуировку? — чуть повернул голову Дэн. — Я просто захотел, да сходил в тату-салон. Мне восемнадцать есть уже, так что… Оказалось, что довольно-таки неприятно, хотя под обезболом нормально, но потом чесалось. Тут по-китайски написано «Великий Дракон», я в двухтысячном родился, это год Дракона. Хотел ещё потом себе дракона набить, но там, короче, некогда стало, да и долго это и неприятно… — Он умолчал о том, что после того, как он набил иероглиф на лопатке, у него так всё болело и кровило, что от дальнейших «грандиозных планов»