Не то чтобы я верила, что мои слова возымеют действие, но попытка, как говорится, не пытка. Вот только вместо того чтобы одуматься, гадина, подобрав кинжал, ринулась к Эдвине.

– Ладно, – бросила не оборачиваясь. – Тобой займусь позже. А сейчас, – кивнула кому-то, и из густого полумрака, словно из ниоткуда, возник высокий худосочный мужчина.

Искажённый.

Меня передёрнуло. От ужаса, паники, отвращения. Чудовище, приблизившись к Эдвине, медленно наклонилось… Наверное, это самое жуткое, что мне когда-нибудь пришлось увидеть. Противоестественная улыбка, разорвавшая уголки губ монстра до крови, жадный взгляд, скользнувший по сжавшейся в комок девочке, длинные пальцы, вонзившиеся ей в плечи – картина, которую вряд ли когда-нибудь получится вытравить из воспоминаний.

– Вильма! Вильма, сделай хоть что-то! – в отчаянье выкрикнула я, потому что не представляла, кого ещё здесь можно просить о помощи.

Шанетт лениво обернулась:

– Это ты свою эфемерную подружку призываешь? Зря стараешься. В храм ей не пробраться – я подстраховалась. Здесь только свои… – Она поравнялась с искажённым, уже успевшим оторвать Эдвину от пола. Как что-то невесомое. Что-то, что так легко уничтожить.

Озноб пробежал по коже.

– Как видишь, Раннвей – или как ты себя называешь – я всё продумала. Всё учла в этот раз. Клади её на алтарь!

Последние слова стерва адресовала искажённому, и тот, словно послушный болванчик, швырнул Эдвину на растрескавшийся от времени мрамор.

Я бросила по сторонам быстрый взгляд: Вильмы действительно нигде видно не было. Зато вокруг искажённого приплясывало, словно в нетерпении, уродливое нечто. Тень, похожая на растекающуюся по полу кляксу. Она то вздымалась, цепляясь за алтарь своими щупальцами-лапами, как будто карабкаясь, то оседала, грязью овиваясь вокруг ног чудовища.

Эдвина предприняла отчаянную попытку вырваться, но искажённый жадно вцепился ей в плечи, удерживая на месте. Всем своим видом показывая, что не будь рядом драконицы-кукловода, он бы уже сам о ней «позаботился». Но Шанетт была рядом. С клятым кинжалом и фанатичной идеей во что бы то ни стало принести Эдвину в жертву.

Вот уж адова стерва!

– Что ж, начнём, – не обращая внимания на тихий плач ребёнка, будничным тоном проговорила Флеминг. – Обещаю, дорогая, больно будет недолго. Скоро всё закончится.

Она ещё что-то произнесла, низко склонившись над девочкой. Прошептала ей на ухо, и Эдвина беззвучно заплакала. Даже в полумраке было видно, как её пробирает дрожь. Как ей хочется сжаться, закрыться от монстров, но главное чудовище, Флеминг, этого не позволит.

– Эдвина! – Я рванулась, когда Шанетт поднесла кинжал к одной из свечей, и то стало накаляться, наливаться алым цветом, словно по лезвию разливался жидкий огонь. – И ты это позволишь?! – зашипела, снова пытаясь выкрутиться из рук ублюдка. – Чтобы так издевались над ребёнком? Каким надо быть отморозком, чтобы допустить такое!

– Поверь, милочка, за годы работы с Гиллеаном Родингером, Флеминг и им подобными я научился вовремя закрывать глаза. Да и память у меня короткая. Золото помогает забыть о многом.

В его голосе не было насмешки. Лишь безразличие, настолько очевидное, что стало ясно: пытаться достучаться до этого нелюдя бессмысленно.

Прокляв и его, и Флеминг, и Родингеров за компанию, я… заставила себя расслабиться. Собраться с мыслями, успокоиться. В той мере, в какой это вообще было возможно.

Вдохнула, выдохнула…

Время как будто замедлилось, или я в нём застыла… Шанетт тоже словно окаменела: прямая, напряжённая, сосредоточенная. Её кровавый пир уже почти начался, и искажённый, и тень ждали, когда прольётся невинная кровь. Предвкушали, словно голодные шакалы.

Прикрыла глаза, абстрагируясь от жуткой реальности. Так, Женя, что мы имеем? Каким-то образом Флеминг превратила искажённого в ручное животное. Она им управляет и вместе с тем тень на него тоже воздействует. Они как будто неразрывно связаны. Тогда на борту дирижабля пусть и немного, но мне удалось повлиять на эту «грязь». И я буду не я, если не попробую то же самое сделать сейчас!

Ещё один вдох, очередной выдох…

Вот Флеминг отводит от огня кинжал и вскидывает над Эдвиной руки. Я вижу её злобный профиль, вижу, как в предвкушающей ухмылке искажается некогда симпатичное личико. Она снова что-то бормочет, и тень, вьющаяся у ног искажённого, вскарабкивается на алтарь, почти скрывая Эдвину за пологом тьмы и грязи.

Девочку, которую я никому не отдам и не позволю, чтобы ей снова сделали больно! В конце концов у меня есть дар, и сейчас самое время им воспользоваться.

Эдвина зажмурилась, и я тихо, но твёрдо проговорила:

– Отними нож! Быстро!

Тень встрепенулась, искажённый вздрогнул. Я повторила приказ: ещё более чётко, властно, настойчиво. Дух ощерился и хлынул к Флеминг, а с ним пришёл в движение и отравленный магией монстр. Перекинувшись через алтарь, он вырвал из руки Шанетт кинжал.

– Что за харг?! – нервно взвизгнула та. – Ты что творишь, ненормальный?!

– Кажется, это она! – крикнул своей, прости Господи, работодательнице удерживающий меня преступник и с силой сдавил шею. – Без глупостей, дрянь!

– Отдай! – Флеминг выхватила нож у марионеткой застывшего чудовища.

– Не отдавай, – прохрипела я, сопротивляясь, отчаянно вырываясь, а вместе со мной от жертвенника отшатнулись и тень с искажённым. – Выбрось его…

Больше приказать ничего не успела. Выругавшись, убийца с яростью вцепился мне в горло. Перед глазами быстро потемнело, хоть и до этого храм не то чтобы радовал глаз обилием светлых красок. Я снова рванулась, но уже почти без сил, скорее по привычке, и в отчаянье подумала, что вот сейчас потеряю сознание. А может, он меня додушит до смерти… Как бы там ни было, но Эдвину спасти уже не смогу. Не сумею защитить от заполнивших это место чудовищ и монстров.

– Пусти… – прошипела, из последних сил цепляясь за ускользающую реальность.

Почти исчезла из неё, почти сдалась, но выстрел, прогремевший под сводами храма, помог вырваться из обморочного состояния.

И из рук мерзавца.

Эндер Делагарди

Пробраться в храм тайком под покровом ночи не вышло. Нас заметили ещё издали и, как и ожидалось, встретили с «распростёртыми объятиями». А если быть совсем точным, с оружием наготове и сворой искажённых.

Насчёт своры я, конечно, погорячился. К счастью. Иначе бы мы так и остались у подножия древних развалин. В виде растерзанных трупов, этим падальщикам на радость. Но радовать их и умирать я не собирался.

Не сегодня. Не сейчас, когда уже почти физически ощущал близость своих родных! Они были здесь – я это точно знал. Оставалось надеяться, что живые, и Шанетт не успела провести харговый обряд.

– Скверная у тебя работёнка, Эндер, – заметил Родингер, когда