Шрифт:
Закладка:
– Если верить давним преданиям, именно здесь дракон насильно женил на себе Найву. И здесь же, не теряя время на долгие праздненства, сделал с ней наследника. Вашего пра, пра и ещё много раз «пра» деда. Жаль, сорвалось в прошлый раз, у Фарморов, но ничего, сейчас уже точно получится.
Ещё одна усмешка, и пламя над свечами, полыхнув зловеще ярко, отражается в её глазах, напитывая их безумием и жаждой силы. Я жмурюсь, мечтая сбежать из этого кошмара, от жуткого шёпота Шанетт, от её сумасшедших бормотаний. Она продолжает ходить вокруг, нашёптывая заклинание. От её слов, звучания её голоса становится ещё хуже. Меня мутит, мне жутко и тошно. Оглядываюсь на плачущую Эдвину и тут же замираю. Шанетт приказывает меня развязать, и не успевают верёвки упасть, как ненормальная хватает меня за руку и без промедления, без жалости ударяет по ладони кинжалом. Лезвие вонзается в кожу, я кричу и плачу. Не хочу это видеть – кровь, хлещущую из разорванной раны. Не хочу это чувствовать – боль, от которой мутнеет в сознании.
– Хватит скулить, Эдвина! – раздражённо оборачивается к девочке Флеминг. А спустя мгновение издевательски продолжает: – Не тебе же руки режут. Пока… Не заткнёшься сама, это сделаю я. Раньше, чем планировала. Так что лучше помолчи, милая. Вторую руку, сестра, – цедит, уже обращаясь ко мне и, не дожидаясь, пока пошлю её к харгам, хватает меня за руку, чтобы оставить на ней глубокую рану.
Безумный, дикий, какой-то первобытный шёпот заполняет мой разум. Сквозь собственный стон и страдания я слышу голос Шанетт, чувствую на себе её прерывистое дыхание. Змея ждёт, предвкушает, что я отдам ей то, что никогда у неё не забирала. О чём до недавнего времени даже не подозревала! Клятую силу, которой никогда не обладала.
– Ну же, Раннвей, возвращай украденное. Не будь жадиной, – шипит она, явно издеваясь. Шипит, скалится, грубо хватает меня за платье: – А потом проваливай наконец к харгам! Тебя там уже заждались!
Женя Исаева
– Женечка-а-а… Женя! Давай, родненькая, приходи в себя!
Открыв глаза, я поняла, что я где угодно, но только не в себе. Точнее, не в Раннвей, и вообще непонятно где и что из себя сейчас представляю. В теле ощущалась непривычная лёгкость, а если быть совсем точной: я не чувствовала никакой телесной оболочки. Мне не было холодно или жарко, не было страшно. Запястья больше не саднило, глаза не слезились от той дряни, которой воспользовался в поезде подельник чокнутой маньячки.
– Женя-а-а!
Перед глазами (если они у меня вообще были) неожиданно возникло встревоженное лицо Вильмы, и она, моя верная подруга, была единственной, кого я сейчас видела. Всё вокруг затянуло грязным туманом, и лишь тёплый взгляд Вильмы немного рассеивал тьму, в которой я оказалась.
– Где я? Что это вообще за место?
– Переход из мира живых в мир… В общем, в другое место. Для теней. Немного уныло здесь, правда? – Старушка со вздохом огляделась и сразу, тряхнув головой, словно отгоняя от себя лишние мысли, выпалила: – Тебя здесь быть не должно! Ты там нужна!
Погодите-ка… Если моя душа здесь, то в храме, с Эдвиной…
– Раннвей! – Я подскочила с места. Ну то есть хотела подскочить, но судя по ощущениям ничего не изменилось: я всё так же была облеплена непонятной вязкой марью. Она как будто сгущалась, темнела… Или, может, мне так просто казалось… Представлялось, будто это странное нечто давит на меня, тесня, поглощая.
Путая мысли, затмевая разум.
– Женя-а-а, вот только не надо! – снова совсем близко завопила Вильма. – Сосредоточься! С чего это ты вдруг решила взять и умереть? Не припомню, чтобы ты так легко сдавалась. Тем более сейчас не время!
– Как ты меня нашла? – как будто очнулась я.
– Как находила всегда, – старушка мягко улыбнулась. – Родная ты мне стала, уже давно я к тебе привязалась. И отпускать к мертвецам не собираюсь. Давай, хорошая моя, сопротивляйся.
Легко сказать. Несмотря на то, что я цеплялась взглядом за Вильму, лицо её постепенно стиралось, а голос становился тише и тише. Словно волна, нахлынувшая на песок, слизывала та нарисованный узор: такие дорогие мне черты лица, мягкую линию губ, бесконечно добрые глаза…
– Ты нужна Эдвине, Женечка. И… Эндеру. Представь, каково ему будет без своей жены. Без возлюбленной. А ты ведь ему уже давно женой стала, хоть вы оба себе пока что в этом не признались. Возвращайся, хорошая моя. И плевать на чары ведьмы! Ты из стольких передряг за минувшие годы сумела выбраться, выберешься и из этой. Я в тебя верю. А они ждут тебя. Ждут и любят. Твоя семья.
Моя семья…
Такие важные, бесценные слова.
То, о чём я всегда мечтала. О своём маленьком мире, которым неожиданно стали для меня и Эндер, и Эдвина. Дракон с его порой такими драконьими замашками и девочка, часто непослушная, часто своенравная, но с которой я смогла подружиться.
Которую искренне полюбила.
И сейчас она в руках двинутой на всю голову маньячки, да ещё и в компании Раннвей. Эндер наверняка уже знает, что мы пропали. Ищет. А значит, найдёт. Живых и невредимых. Потому что права Вильма! Я никогда не сдавалась и сейчас начинать не собираюсь.
Кажется, последние слова я выкрикнула так громко, как только могла. В темноту, в никуда, в чёртов туман! Бросилась вперёд, сбрасывая с себя эту липкую паутину. Ещё и ещё, пока пустота перед глазами не начала обретать уже знакомые очертания: каменные стены, свечи, жертвенник… И склонившаяся надо мной Шанетт Флеминг, уже успевшая нацепить на себя ритуальную маску.
– Ты на карнавал собралась? – плюнула в лицо гадине и, рванувшись что есть силы, выбила из руки драконицы нацеленное мне в грудь оружие.
Меня тут же сграбастали в охапку и оттянули в сторону от ненормальной.
– Так, значит? – злобно прошипела Флеминг. – Сдаваться ты явно не хочешь. Не замечала раньше за тобой подобного недостатка, Раннвей!
– Во-первых, я не Раннвей, – ответила ей, отчаянно пытаясь вывернуться из рук преступника. Увы, тот был сильнее и отпускать не торопился. – А во-вторых, сдаваться я и правда не привыкла. Так что, Шанетт, ничем
