Последняя норма, пусть и не столь непосредственно, как законы тюрингов, декларирует связь наследственного владения с системой военной организации. В «Аламанской правде» она параллелей не имеет, но, строго говоря, ни одно из ее положений не противоречит означенному принципу. Таким образом, за исключением этой небольшой оговорки, можно уверенно констатировать если и не идентичность, то несомненную близость положений «Салической правды» и латинских «варварских правд», изданных к северу от Альп в конце меровингского и начале каролингского времени.

* * *

Прежде чем вернуться к анализу текстов пиренейского происхождения, необходимо сделать ряд промежуточных выводов о содержании и основных этапах эволюции значения слова «hereditas» в источниках, сформировавшихся севернее Пиренеев на рубеже античности и Средневековья.

1. Специфически библейское значение латинского слова «hereditas» как «наследственное владение» («удел») (одновременно с его изначальным смыслом «наследство» как таковое) получило широкое распространение сначала в святоотеческих текстах, написанных на латыни, а позднее — приблизительно во второй трети или середине VI в. — стало проникать и в правовую терминологию меровингской Галлии. Можно указать на несколько взаимосвязанных причин этого явления. В их числе рост значения христианской литературы и ее понятийной системы на латинском Западе, а также постепенное возрастание роли клира в интеллектуальной сфере как следствие общей тенденции к христианизации культуры (которая, между прочим, затронула и область права). Кроме того, определенное значение имели и внутренние особенности эволюции римско-правовой терминологии, обусловившие потребность в термине, который, в отличие от унаследованных от классического римского права «possessio», «dominium» и «proprietas», обозначал бы само имущество (прежде всего недвижимое), а не только право на него.

Однако приведенный перечень причин, на который ранее неоднократно обращалось внимание в литературе вопроса, видимо, все-таки недостаточен для адекватного понимания существа исследуемого процесса. Проведенный мной сопоставительный анализ «варварских прав» свидетельствует о том, что, хотя воздействие перечисленных причин сказывалось на всей территории бывшей Западной Римской империи, однако в первые столетия Средневековья термин «hereditas» в его новом значении распространялся отнюдь не во всех западных областях, а лишь в тех, которые испытали более или менее значимое политическое и правовое влияние державы Меровингов. Видимо, поэтому интересующее меня значение исследуемого понятия не встречается ни в законах бургундов, ни в эдиктах лангобардских королей. Остается полагать, что расширение смысла термина «hereditas» было связано с необходимостью обозначения некоего нового, неримского по своим истокам, института и что этот институт был специфически франкским.

Речь идет о раннем аллоде, который в правовых текстах обозначается сразу двумя синонимичными или почти синонимичными словами — франкским «alodis» и латинским «hereditas», причем под обоими в равной мере подразумевались как наследство, так и наследственное владение. Можно предположить, что эта двойственность терминологии объяснялась в первую очередь новизной самого явления для того типа римского (или, точнее, галло-римского) права VI — начала VIII в., который господствовал в Галлии в позднеримскую эпоху.

В означенной дихотомии каждое из двух слов играло собственную роль. Германское отражало как неримские истоки института, так и доминирующий статус франкской военной элиты (последнее было связано с теми же причинами, которые обусловили, например, известный факт германизации галльской антропонимики в период, последовавший за возникновением державы Меровингов). Латинское же, наоборот, сохранялось в силу внешней привычности, давней укорененности в латинском правовом словаре. К тому же было просто невозможно игнорировать тот колоссальный пласт римского наследственного права, который издревле, с архаической эпохи, был связан с латинским термином «hereditas», прочно укоренившимся как в теоретических сочинениях римских юристов, так и в действовавшем императорском законодательстве, отраженном «Кодексом Феодосия».

2. Факт существования понятийной дихотомии «alodis»-«hereditas» отражает тенденцию к постепенной романизации обозначаемого ими правового института. Она четко прослеживается и при сопоставлении положений «варварских правд» разного времени. В частности, весьма показательно включение в них норм, касающихся римского института завещания, которые отсутствуют в ранней редакции «Салической правды», знающей лишь наследование «ex lege» в рамках «parentilla». Однако этот процесс вовсе не был моментальным и далеко еще не завершившимся к концу меровингского времени[768]. В этот период неримские истоки франкского «alodis»-«hereditas» еще продолжали сказываться, что явствует из ряда особых характеристик, свойственных этому правовому явлению.

В их числе: 1) отмеченная выше тесная связь с патриархальной родственной группой; (2) особое выделение земельной части наследства («terra»); 3) жесткая включенность в систему военной организации, проявляющаяся как в статусе владельца этой «земли» [лично свободный (в том числе и от родительской власти) мужчина-воин], так и в налагаемых на него специфических обязательствах (совершение кровной мести или участие в уплате заменяющего ее штрафа, возможность разрешения имущественного конфликта судебным поединком, служба в ополчении); 4) универсальность концепции владения, распространяющейся на все категории свободных людей — от простых воинов до знати и даже королей; 5) годичный срок давности фактического владения, по всей видимости, изначально обусловленный особенностями франкской колонизации северо-восточной Галлии, где было достаточно свободных земель. Их апроприация путем оккупации не вызывала того количества имущественных споров, которое было характерно для более густонаселенных и освоенных средиземноморских областей бывшей Западной Римской империи[769].

3. Экстраполяция этих выводов на современный им испанский материал априори не представляется невозможной уже потому, что Испания являлась неотъемлемой частью того западнохристианского мира, в котором широко распространилась латинская Библия и связанная с ней терминология. Вместе с тем нельзя забывать, что в текстах меровингского времени аллод-«hereditas» предстает как по преимуществу франкский институт. Поэтому, прежде чем предпринять такую экстраполяцию, необходимо убедиться в наличии прямых франкских влияний на те территории, где начиная с VIII–IX вв. фиксируются многочисленные случаи употребления термина «hereditas» для обозначения наследственного владения в интересующем меня значении.

3. «Hereditas» в Испании. Свобода как неотъемлемый элемент ее правовой концепции (вестготский и астуро-леонский периоды)

Франкская Галлия и вестготская Испания: интенсивность и характер взаимосвязей

Франко-вестготские отношения представляют собой тему, несомненно, заслуживающую специального исследования, которое выходит за пределы поставленных мной задач. Однако и без этого очевидна та теснейшая взаимосвязь между королевствами, которые в конце V — начале VI в. начали борьбу за власть над Галлией[770]. С момента выхода короля Эвриха к району р. Роны, находившемуся под контролем Меровингов, франки и вестготы сошлись в решающей битве при Пуатье (506 или 507 г.), которая привела к краху Тулузского королевства и гибели короля Алариха II (485–506/7), однако не прекратила соперничества королей и знати двух варварских народов, с той лишь разницей, что если ранее наступательной тактики придерживались готы, то теперь она перешла к их соперникам[771].

Еще на протяжении приблизительно