воспылала горячей любовью? Потому что я домогался ее и из кожи лез, чтобы соблазнить? Ничего подобного. Я, конечно, ухаживал за ней, она мне нравилась до невозможности, но на успех даже не надеялся. Все получилось быстро и решительно с ее стороны. Думаю, что они или поругались, или он ее допек чем-то, и она решила таким образом отомстить ему. А, может, просто оторваться, окунуться в другие эмоции. Любовник! Это было у нас всего два раза, а потом она меня прогнала с глаз долой и просила больше не появляться. Довольно унизительно, если учесть мои чувства, мою нежность, которой я пытался ее окутать. Принимала два дня, а потом, как кота под зад тапкой!

— Оскорбились?

— Что? — Грановицкий бросил гневный взгляд на гостя, но тут же успокоился, взял себя в руки. — Да, несколько унизительно, знаете ли, учитывая мои намерения. Если бы она согласилась тогда, я бы женился на ней.

— Просто вы не успели ей этого сказать, — подсказал Лев.

— Не надо иронии, — нахмурился бизнесмен. — Да, не успел. Не успел потому, что все мгновенно расстроилось. А потом я узнал, что у Оксаны родилась дочь. Понимаете, была у меня сразу мысль, что она не просто со мной легла в постель, а ребенка хотела. Глупая мысль, потому что я не эталон, не Ален Делон, не супермен какой-нибудь. Но такая мысль была. Я просто как-то подсчитал, когда ребенок может родиться, и тут же забыл об этом под гнетом дел, а Мариночка появилась на свет, и дата совпала с моими предположениями. Знаете, у меня тогда все внутри бурлило, покоя не давало. Я мучился с неделю, и все же решил пойти к ней за объяснениями. Мне надо было понять, мой это ребенок или не мой?

— Поняли?

— Понял, — жестко проговорил Прановицкий. — Я сейчас другого не понимаю: что случилось и чего вы от меня хотите?

— От вас я хочу откровенного и честного рассказа об отношениях с семьей Кирилловых. Хочу вашими глазами взглянуть на них, понять многое. Почему Оксана призналась мужу в измене и в том, что Марина не его дочь? Почему убили Кириллова? Почему Марина ушла из дома и тяготится отношениями с собственной матерью?

— Вы, друг семьи Кирилловых, пришли разбираться со мной? — Сузившиеся глаза Грановицкого блеснули недобрым огнем.

— До чего же вы самонадеянный человек, — вздохнул Лев. — Может, в бизнесе это и хорошо, но в отношениях с близкими вам людьми, с теми, кто вам дорог, или даже с кем у вас нет партнерских отношений, кто вам не подчинен, это плохо.

— Послушайте… — начал было Грановицкий, но Лев перебил его:

— Это вы послушайте, Вадим Михайлович. К вам пришел полковник полиции и толкует вам о смерти человека, о том, что хочет разобраться в причинах. А еще я вам сразу сказал, что существует связь с другими преступлениями, о которых я вам не могу рассказать, потому что это пока тайна следствия.

— Вы что, меня подозреваете? — со спокойным удивлением спросил Грановицкий. — Считаете, что я убил мужа Оксаны?

— Нет, не подозреваю. Вы слишком рациональны для этого, а его убил человек эмоциональный. Откуда Кириллов узнал, что Марина не его дочь?

— Он услышал наш разговор с Оксаной, когда я пришел к ней домой. Это было три года назад.

— Оксана говорила, что Олег простил ее и принял ребенка. Он узнал обо всем еще тогда, когда Марине был всего годик. То, что он случайно услышал, для него новостью не было, просто неприятным напоминанием. А откуда Марина узнала, что Олег Кириллов не ее отец?

Грановицкий молчал, глядя в окно, и на лице этого сильного и самоуверенного человека Гуров видел бурю эмоций, сомнений. Раскаивается в чем-то? Нет, решил он, скорее всего, просто заново переживает прошлые эмоции, сожалеет, что получилось не по его, а так… как получилось.

— Как Марина узнала? — повторил вопрос Лев.

— Я рассказал, — буркнул Грановицкий.

— Когда?

— За пару дней до того, как Кириллова убили. Я потом пытался снова поговорить с Оксаной, с Мариной, а тут… узнал, что у них такое случилось.

— Как Марина отреагировала на ваше признание?

— Она сначала не поверила, но я был настойчив. Предлагал ей расспросить мать, сказал, что даже отец об этом знает. А она попятилась от меня, как от прокаженного, как от монстра какого-то, глаза вытаращила, стала кричать, что все предатели, что растоптали все, что она любила и ценила, чем жила. Выкрикнула, что ненавидит всех, и убежала. У нее была истерика, я так понимаю.

— Вы ее не догнали, не попытались успокоить?

— Такие порывы обычно не возникают, когда тебе в глаза говорят, что ненавидят тебя. Да еще с такими интонациями.

— Обиделись? Понимаю, — процедил сквозь зубы Гуров и поднялся. — Вот что, Вадим Михайлович. Я вам официально заявляю, что вы — важный свидетель по нескольким уголовным делам и прошу не покидать пределов Москвы и проживать по адресу вашей прописки. Любая ваша попытка сменить место жительства или выехать за черту города будет расценена как желание помешать следствию. Со всеми отсюда вытекающими последствиями.

Знакомясь с делами Кириллова, которыми тот занимался в последние месяцы перед своим увольнением из органов, Гуров ожидал, что где-то мелькнет фамилия Грановицкого. В качестве подозреваемого, свидетеля, просто человека, который косвенно оказался замешанным в одном из дел. Через день после отправки первого запроса стали приходить справки. «Сергей Владимирович Архипов, 1968 года рождения, уроженец Москвы. Кличка «Хрипатый», осужден за грабеж. Умер в колонии строгого режима…» «Толоконников Павел Андреевич, 1973 года рождения, уроженец Наро-Фоминска. Кличка «Паша Длинный», осужден за изнасилование, разбой, кражу. Отбывает наказание в колонии строгого режима…». «Половинко Вадим Алексеевич, 1970 года рождения, уроженец Люберецкого района. Кличка «Коцаный», убит в колонии во время беспорядков…»

Фамилии, клички, статьи, фотографии. Гуров читал, делал себе пометки, о ком навести справки, по какому фигуранту дать задание местным оперативникам, машинально отгоняя от себя мысль, что каждый, практически каждый из этих людей, кого в свое время поймал и отправил за решетку Кириллов, имел мотив убить его.

Отдельно Лев завел список, в который вносил тех из подопечных Кириллова, кто вернулся из мест заключения в последние полгода до его гибели. Вполне реальный срок, чтобы, выйдя из колонии, осмотреться, спланировать и привести в исполнение свою месть. Закончив работу с последними справками, он отложил в сторону бумаги, отодвинул клавиатуру рабочего компьютера и откинулся в кресле, заложив руки за голову. Над Ордынкой висело вечернее красное солнце. Лев смотрел на него и в который уже раз задавал вопросы мертвому Кириллову.