Левченко рассказал, как он очнулся в разбитой лодке, как другая лодка, в которой на троих парней были две здоровых руки, доставила его на берег, как отвезли в госпиталь.

— Гребцы же мои полегли все до единого. — Степан опустил голову и начал застегивать телогрейку. Крючки срывались с петель.

Иринушкин и Воробьев без конца дивились удаче Степана: вынести голову из такой переделки!

— Да я же вам говорю, хлопцы, — с лукавой серьезностью заметил Левченко, — все дело в моем медальоне. Тринадцатый номер, счастливое число!

Г Л А В А  VIII

ФЛАГ НАД КРЕПОСТЬЮ

Неву затягивало льдом. Его ломало волной и ветром. Белый припай держался прочно только у берегов.

Близился Октябрьский праздник, первый праздник в дни войны.

Утром шестого ноября из политотдела дивизии позвонили:

— Встречайте гостей.

В крепости недоумевали: какие гости?

Поздно вечером на остров высадились несколько человек в гражданской одежде — рабочая делегация.

В крепости тотчас стало известно, что гости привезли с собой какие-то мешки и ящики, что среди делегатов есть женщины и что пробудут они в крепости два дня. Все были взволнованы этим событием. «Значит, помнят о нас, — говорили бойцы, — ленинградцы привет нам шлют. Делегаты на фронт, на самую передовую приехали поклон передать».

Бойцам не терпелось взглянуть на делегатов.

Первое знакомство произошло на крепостном дворе.

Комендант и комиссар поздоровались с гостями. Марулин сказал:

— Дорогие товарищи, в эту радостную минуту встречи я хочу напомнить вам об одном факте из истории Великой Октябрьской революции. Двадцать четыре года назад над Шлиссельбургской крепостью впервые взвился красный флаг. Его подняли рабочие ближних заводов, пришедшие сюда, на этот остров, чтобы открыть ворота «Русской Бастилии». Они подняли стяг революции в честь победы правды над ложью, добра над злом, угнетенных над угнетателями… На нашем маленьком боевом острове сейчас нет места, да и времени нет для традиционной демонстрации. Но не годится советским людям встречать праздник без своего революционного, гордого флага. А потому, в соответствии с записью в журнале боевых действий, приказываю… — Комиссар повернулся к небольшой шеренге бойцов. — Поднять над крепостью Государственный флаг Союза Советских Социалистических Республик!

Степан Левченко, страшно смущенный тем, что десятки людей взволнованным, ободряющим взглядом смотрят на него, развернул алое полотнище и направился к водонапорной башне.

Эта железобетонная громада на широком, ребристом кубе возвышалась над стенами. Прошло немного времени — и на ее вершину взлетел флаг.

На крепостном дворе запели гимн. Пели артиллеристы и пулеметчики, седоусый мастер, прокатчик с Кировского завода, старая прядильщица с тельмановского комбината. Над всеми голосами летел голос самой юной делегатки, тоненькой и стройной, как сосенка. Никто не осмелился сказать ей, что здесь, рядом с противником, не полагается петь громко.

Снаряд ударил в стену, завизжали осколки. Делегаты не испугались, не пригнулись. И это ясней любых слов рассказало бойцам о том, что происходит в городе, в приленинградских селениях. Подумалось: «Стало быть, и вы успели привыкнуть к этой музыке».

Никакого торжественного заседания в крепости не было. Просто гости ходили по землянкам и беседовали с защитниками Орешка. Беседы эти многим запали в душу.

К стрелкам и пулеметчикам пришла текстильщица вместе с молодой товаркой. Сопровождал их комендант.

В землянке дневалил Иринушкин. Он звенящим голосом подал команду и разлетелся с рапортом.

Чугунову было приятно показать делегатам, какие у него молодцеватые красноармейцы.

Старая женщина смутила дневального тем, что несильной, тонкой рукой вдруг погладила его по щеке. Потом огляделась и спросила:

— Есть тут у вас метла?

Иринушкин вытащил откуда-то из угла замызганный голик, текстильщица передала его девушке.

— Подмети.

Сама же принялась убирать на столе. Здесь валялись окурки, тряпки, пропитанные смазочным маслом, пустые гильзы. На лице коменданта появились пунцовые пятна. Бойцы переминались, не зная, что делать в присутствии такого удивительного «начальства».

А «начальство» село за чистый стол, убрало под шерстяной платок белую прядку и спросило:

— О чем станем говорить, дети?

И то, что этих парней, порядком огрубевших на войне, женщина назвала детьми, было так необыкновенно, что иные вздохнули порывисто, иные глотнули застрявший в горле ком.

Текстильщица говорила серьезно и строго о Ленинграде, о том, что в городе сокращен хлебный паек, погасло электричество, не ходят трамваи. Остался только один путь в страну, на Большую землю. Этот путь пролегает здесь, через Ладогу. И Шлиссельбургская крепость — бессменный часовой на этом пути.

— Рабочие Ленинграда велели сказать вам, — продолжала делегатка, — что из крепости уходить нельзя. Вам будет трудно. А когда станет трудно невмоготу, скажите, и те, кто остались в городе — женщины, старики, подростки, — возьмут винтовки, придут помочь вам…

Гости раздали бойцам подарки. Кому достались теплые варежки и шарфы, кому — кисеты с махоркой, открытки с видами Летнего сада, Зимнего дворца, Медного всадника. Всех оделили белыми хрустящими сухарями.

Бойцы не хотели принимать бесценный дар голодающего города. Но и обидеть отказом нельзя было.

Всем запомнился этот проникновенный, дружеский разговор.

Володя взял у девушки метлу, которой она подметала каменный пол. Но девушка не сразу отдала метлу, и они потянули ее в разные стороны, за прутья и палку. Оба рассмеялись.

Пулеметчик робел и в то же время старался показать себя бывалым солдатом. Но он заикался от смущения, когда обратился к молодой гостье:

— Тебя как зовут?

— Алла… Алла Ткаченко. Я работаю таксировщицей на Ледневской пристани. Так что я здешняя, ладожская.

Она махнула рукой в сторону озера.

Алла не была красива. Худенькая, глазастая, с расплывчатой линией губ, она хорошела, только когда смеялась. Ее глаза светились и легкие волосы разлетались над лбом и ушами.

Иринушкин вдруг взял ее за руку и сказал:

— Хочешь, пойдем посмотрим фашистов.

И они выбежали из землянки.

Володя знал такое место в крепости, откуда можно было, не выходя на стену, отлично разглядеть Шлиссельбург. Он привел Аллу в башню. Поднялись по винтовой лестнице к слуховым окнам.

Но черные силуэты домов и бугры блиндажей не показались девушке интересными. Она залюбовалась звездами, лившими ровный свет на реку и остров…

Ночь прошла спокойно. Делегатам отвели самое удобное и безопасное помещение — подвал, «киношку».

Утро же началось сильным обстрелом. Гитлеровцы били в упор по флагу на башне.

Весь гарнизон по тревоге вышел на боевые позиции. От водонапорной башни отлетали куски бетона, спаянного с железом. Снаряды рвались с визгом и лязгом. Похоже было, что над крепостью взад и вперед ездит немазаная телега. Осколком перебило древко. Флаг,