Левченко тяготился молчанием товарищей. Он заговорил о медальоне:

— Штука эта счастливая. Главное — номер у нее подходящий. Тринадцатый. Никто в полку не хотел брать, мне досталась.

В пластмассовой трубочке, под привинченной пробкой хранился свернутый лоскуток бумаги с адресом далекого села, где мать бессонными ночами ждала сына…

— Готовьтесь, — повторил капитан и вышел из землянки.

Двоих товарищей для поиска Степану было нетрудно подобрать. Идти с ним люди не страшились.

До темноты оставалось немного времени. Левченко отправился на причал.

Лодку он выбирал обстоятельно и неторопливо, словно для рыбалки. Смотрел, хорошо ли просмолена, легка ли на ходу? Уключины ему не понравились, он их вынул и тут же начал строгать деревянные колышки-кочетки. Они, конечно, не держали так прочно весла, зато при взмахе не было ни малейшего стука.

Втроем пошли на гарнизонную кухню. Повар налил в котелки до краев щей с мясом. Таких порций в крепости давно уж не видывали. Степан удивился.

— Больно добрый ты сегодня, — заметил он повару.

— Да что уж, — вздохнул тот, — хотите, еще добавлю…

С наступлением сумерек лодка ушла на озеро.

Всю ночь на наблюдательном дежурили комендант и комиссар. Расчеты у орудий сменялись через два часа. Каждый метр на бровке внимательно просматривался. Бойцы тревожно следили, что там происходит.

Вернулась лодка засветло. Разведчики тотчас поднялись на башню Головкина. Долго показывали они командирам, где у фашистов скрыты пулеметные гнезда, орудия, склады, где вторая линия окопов.

В подземелье не спали. Бойцы ждали рассказа о поиске. Но Степан отвечал нехотя:

— Погостевали у фрицев…

Он клевал носом. Наконец взмолился:

— Дайте выспаться. Глаза слипаются, сил нет.

Но его товарищи долго еще рассказывали, как с озера повернули они к косе, как высадились на камни и замаскировали лодку гнилым, лежалым сеном. Потом поползли к блиндажам. Здесь притаились, услышав говор. Запиликала гармоника. Один из бойцов (он сам и рассказывал об этом) предложил: «Хорошо бы гранатой шарахнуть». Левченко ему ответил шепотом: «Стрелять я в тебя не стану, а задушу своими руками».

Поползли дальше, припадая к земле, чуть дыша. Видели пушки, нацеленные на крепость. Стволы пулеметов чернели в амбразурах и тоже грозили Орешку.

В эти минуты, когда казалось, что даже стуком сердца можно себя выдать, разведчикам всего больше нужны были глаза. Глаза, как у кошки. Чтобы видеть во тьме. Все высмотреть, разузнать.

Едва лишь на Ладоге обозначилась розовая неширокая полоса, разведчики двинулись обратно…

__________

Степан спал, раскинув руки. Волосы прилипли к потному лбу. Храп раздавался на все подземелье.

Тем временем в крепости все готовилось к броску. У Государевой башни, вплотную к берегу, укрылась целая флотилия — свыше двадцати лодок. Их надо было перебросить на исходный рубеж, к Флажной башне.

В сумерках из крепости вышли несколько человек. Они сгрудились у причала. Вполголоса спорили. Как передвинуть лодки? От одной башни до другой расстояние не велико. Да метры-то эти трудные.

Водный путь от правого берега к крепости огражден защитными бонами — бревнами на цепях. Цепи поставлены намертво. Как перебросить лодки через боны? Только один путь и есть — перенести их на руках.

По Неве плыло льдистое сало. Даже смотреть на реку было зябко.

Никто не решался первым войти в воду. А время шло. Тогда Марулин приказал:

— За мной!

И шагнул в Неву. Вода обожгла ноги и сразу заплескалась у груди.

Спасение заключалось в том, чтобы двигаться, напрягать мускулы, работать, холоду противостоять жаром разгоряченного тела.

Все поняли это. Бойцы обогнали комиссара и вцепились в шлюпки. Их подводили к бонам, перетаскивали через затопленные цепи.

В ледяной воде невозможно было выстоять больше пяти-шести минут. Бойцы сменяли друг друга.

Флотилия сосредоточилась у Флажной. Ровно в час после полуночи началась погрузка — и десант двинулся к Шлиссельбургу. На первой лодке — Степан Левченко со своими разведчиками.

В крепости все было, по выражению артиллеристов, «на-товсь». Командиры — на наблюдательном пункте. Артиллерийские расчеты — у пушек. Пулеметчики не отрывали глаз от прицелов. Весь гарнизон вышел на позиции.

Противник вел себя беспокойно. Небо пестрело ракетами. На самом краю города, на набережной, загорелся дом. Этот факел, огромный и пламенеющий, осветил Неву.

Сразу же яростно ударили пулеметы, орудия. Правый берег и Орешек поддержали десант огнем.

Всю ночь над рекою мела железная метель.

Перед утром, в тумане, лодки начали выходить из боя. Они подплывали к откосу Флажной башни. Лодок было мало и ни одной целой. Прошитые пулями борта. Пятна крови на досках.

На днищах, в пробившейся воде, лежали убитые и раненые. С последней лодки на плащ-палатке вынесли капитана, командира десанта. Лицо его было закрыто стальным шлемом.

Четверо бойцов держали плащ-палатку за углы. Они ступали медленно, казалось, каждый шаг стоил им усилия и несли они непомерной тяжести груз.

В санчасти повсюду — на нарах и на полу — лежали раненые. Одни просили пить, другие бредили, кричали, метались. Но всего больнее было смотреть на тех, кто молчал.

Сосредоточенные в себе, в своем страдании, они безмолвно шевелили пальцами, растирали себе грудь. Под полузакрытыми веками — мутные глаза.

За таких раненых санитарка Шура опасалась больше всего. В смявшемся, окровавленном халате она склонялась над ними, говорила ласково:

— Миленькие, родненькие.

Бойцы, многие из которых сейчас прощались с жизнью, не приняли бы утешения. Но эти добрые девичьи слова облегчали муку. То один, то другой брал санитарку за руку, не отпускал ее.

Но Шура спешила. Раненые все прибывали и прибывали.

В санчасть пришел комендант, потом — Марулин, за ним — старшина. Они вглядывались в лица бойцов. Автоматчик с забинтованной головой спросил коменданта:

— Кого ищете, товарищ капитан?

— Солдата одного, по фамилии Левченко.

— Из себя-то он какой?

— Обыкновенный, с чубом, кареглазый.

Такого автоматчик не встречал. Зато его товарищ, державший на весу раненую руку и морщившийся от боли, переспросил:

— Разведчик, что ли? На первой шлюпке шел?

— Он, он и есть! — обрадовался Чугунов.

— Лихой парень, — подтвердил боец, — как же, видел его. Лодки наши борт к борту плыли. Понимаешь, как немцы начали по нам садить, Левченко этот спиной повернулся, говорит: «Ну их к чертям собачьим. Убьют — так хоть не увижу как».

— Где он? — нетерпеливо спросил комендант.

— А вот, понимаешь, как у него в шлюпке-то всех свалило, он сам на весла сел, левую руку прострелили, одной гребет, весло не выпускает.

— Выгреб?

— Где уж там. Видел я, закружило челнок…

На острове весь день ждали возвращения Степана. В землянке на нарах одиноко