— Где вы были вчера?

— Были в Сочи, у Игнатова. Он пригласил нас на ужин в связи с отъездом.

— А кто там был?

— Мы были, сам Игнатов, Байбаков…

— А-а, тогда все ясно. Ну и что вы там болтали обо мне?

— Мы ничего не говорили о вас, Никита Сергеевич…

— Идите к черту!»

О том, что Игнатов дал прибежище заговорщикам и сам был одним из них, Байбаков узнал из публикации в журнале «Огонек» (1988. № 40–43), именно она предшествовала книге Сергея Хрущева. В той публикации дважды был упомянут и Байбаков. Получалось, что он тоже причастен к заговору. Писать опровержение? Куда? В «перестроечный» «Огонек»? Бесполезно, не напечатают. А если напечатают, сопроводят издевательским комментарием. Но и не ответить нельзя. Он ответит. Позже. В своих мемуарах. И постарается быть убедительным.

Байбаков не опровергает ни одного факта, изложенного в публикации «Пенсионер союзного значения». Да, был на той даче в числе прочих гостей. Да, выпивали, закусывали, толковали о том о сем. Что в этом предосудительного?

Показания игнатовского охранника Галюкова и объяснения Байбакова почти дословно совпадают. Галюков: «Вечером того же дня приехали гости — Байбаков, Качанов, Чуркин и другие руководители. Сели ужинать». Байбаков: «И вот Сочи… Разве мог я отказаться от приглашения Николая Григорьевича [Игнатова. — В. В.] на ужин?» Галюков: «Чуть позже приехал Байбаков. Все вместе сели завтракать. Байбаков после завтрака заторопился по делам и уехал». Байбаков: «Позавтракав с Игнатовым, я тут же уехал, сославшись на неотложные дела».

Оба свидетеля будто сговорились. Но воспоминания о сочинской встрече Байбаков писал не от нечего делать. Не пенсионную скуку он ими пытался развеять, а обидные для него подозрения. Оттого-то каждое его слово выглядит как «зеркальный ответ». Настолько зеркальный, что возникает вопрос: может, ему было выгодно до буквальности совпадать с Галюковым в таких невинных частностях, как «сели ужинать», «сели завтракать», «чуть позже приехал», «заторопился по делам и уехал», — частностях, уводящих от цели и содержания тех дачных застолий?

«Потом мне стало известно, что Хрущев на основании каких-то сведений, полученных от коменданта санатория “Россия”, где отдыхал Игнатов, распорядился начать против нас следствие, заподозрив заговор».

Что заговор против Хрущева был, Байбаков не отрицал, да и как отрицать, это факт истории. Отрицал Байбаков свое участие в этом заговоре.

Был ли он действительно одним из заговорщиков? Прямых улик на этот счет ему никто не предъявлял. Мы ими тоже не располагаем. Можем лишь рассуждать и строить предположения. Итак, председателя Краснодарского совнархоза приглашают на ужин в кругу высокопоставленных советских чиновников. Подозрительно ли это? Ничуть. Своей номенклатурной статью Байбаков соответствовал другим гостям, что называется, «не портил ряд». Но Игнатов собрал на даче не случайных людей. Туда съехались недовольные Хрущевым руководители. Выглядел ли Байбаков среди них «белой вороной»? Тоже нет. Хрущев дважды понижал его в должности, загнал из Москвы на Кубань. Стало быть, можем предположить, что Байбаков был приглашен не просто как один из краевых начальников, а как человек обиженный. Вытекает ли из этого, что Игнатов и его гости считали Байбакова «своим», видели в нем союзника, или лучше сказать — сообщника? Может, да, а может, и нет. Скорее всего, прощупывали, приглядывались. Однако разговоры при нем вели опасные. Значит, были уверены, что он если и не поддакнет, то, по крайней мере, не донесет.

Потом Байбаков задавал себе вопрос: «Почему Хрущев думал, что я против него что-то замышляю?» Ответ напрашивался сам собой: «Некоторые историки считают, что если я незаслуженно попал в опалу, то у меня должно быть резко отрицательное отношение к Хрущеву. На самом деле это не так». Так или не так, но в компанию заговорщиков Байбаков не желал себя вписывать: «Скажу прямо, я был далек от этого. Если и существовал заговор, то все решалось на уровне Президиума ЦК, а я к тому времени был выведен Хрущевым даже из состава Центрального Комитета партии».

Спустя несколько лет в личной беседе с секретарем ЦК Дмитрием Устиновым Байбаков напомнил, как Хрущев, указывая на него пальцем, бросил: «Вот кого телега переехала, но не задавила». На что Устинов заметил: «Э-э, да ты, видимо, не знаешь… Против вас было затеяно дело. Вроде ты вместе с Игнатовым заговор готовишь против Хрущева». «Не знаю, было ли впрямь такое дело, но меня никто никуда не вызывал, ни о чем не спрашивал, а вот Устинов, оказывается, знал. Он в то время был первым заместителем Председателя Совета министров СССР. Как потом выяснилось, не Игнатов и Шелепин были основными фигурами в устранении Хрущева, а Брежнев и Подгорный — люди ближайшего окружения, те, кто поддакивал “первому”, толкали его на непопулярные решения, оставаясь при этом в тени».

Хрущева сняли 14 октября 1964 года на Президиуме ЦК КПСС, выманив его из Пицунды, где он проводил отпуск, для «решения неотложных вопросов». С обоснованием отставки выступил Михаил Суслов. Огласив обвинения в нарушении норм партийного руководства, грубых политических и экономических ошибках, он предложил принять решение об освобождении Хрущева с занимаемых должностей. Хрущев совмещал должности первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета министров СССР. Совмещение этих постов признали нецелесообразным. Руководителем партии избрали Леонида Брежнева, председателем Совета министров СССР назначили Алексея Косыгина.

Пятнадцатого октября 1964 года Никита Сергеевич Хрущев проснулся пенсионером союзного значения.

Прощаясь с Хрущевым, прощаясь с эпохой

Хрущев пришел после Сталина, как полная тому противоположность. Столь очевидный контраст между ними кого-то в стране обрадовал, кого-то удручил. Байбаков был в числе последних. По его мнению, все, чем отличался Хрущев: авантюризм, самоуверенность, вздорность характера — было совершенно не свойственно Сталину. (Хрущев, — с огорчением отмечал Байбаков, — был полной противоположностью своего предшественника.; Сталин суховат, сдержан и немногословен, Хрущев общителен, многоречив, в сердцах мог выругаться, а в гневе даже разогнать, например, приглашенных на совещание. И чаще всего на него глядели как на человека обыкновенного, которого в отличие от Сталина можно и провести. Однажды в Воронежской области [местная власть перед приездом Никиты Сергеевича решила замаскировать неубранный урожай кукурузы: с помощью волочащихся за тракторами стальных рельсов кукурузные стебли прижали к земле. При этом никто даже не смутился».

Второй претензией Байбакова к Хрущеву (а скорее, даже первой) было то, как Хрущев обошелся со своим предшественником. Доклада на XX съезде Байбаков Хрущеву не простил. Отношением Хрущева к Сталину было сформировано отношение Байбакова к Хрущеву. Последний сталинский нарком просто рвал и метал: «Кляня и понося Сталина,