— Николай Константинович, мне неудобно, — ответил Украинский. — Моя фирма еще держится.

— Вот что, Дмитрий, я хочу работать с тобой здесь. Я читал твою статью в «Экономической газете» и даже использовал кое-что из нее на партактиве. В общем, поезжай в свою фирму и жди вызова.

Через некоторое время Украинский получил телеграмму о своем назначении — заместителем начальника отдела. Проходит пара дней, он звонит Байбакову: «Николай Константинович, меня Соломенцев [первый секретарь Ростовского обкома. — В. В.] не отпускает». Только через две недели, да и то лишь после звонка Байбакова, Соломенцев дал согласие на перевод Украинского в Госплан СССР.

Байбаков считал, что экономический штаб страны в ту пору должен был располагать кадрами, глубоко знающими конкретные отрасли народного хозяйства. Поэтому пригласил на руководящие должности в отделы и подотделы большую группу специалистов из совнархозов. В Госплан также вернулись многие старые работники, прошедшие тяжелую школу военного и послевоенного управления хозяйством страны.

Новое время — новые задачи

Прежняя — хрущевская — эпоха была эпохой кризисов, сотрясавших страну. В том числе кризисов продовольственных. Тридцать первого мая 1962 года — повышение цен на мясо. Вспыхнуло массовое недовольство, самым трагическим исходом которого стали демонстрации протеста в Новочеркасске. А 4 октября 1962-го ЦК КПСС и Совет министров СССР ввиду неурожая приняли закрытое постановление «О наведении порядка в расходовании ресурсов хлеба». У входа в хлебные магазины змеились очереди, хлеб продавали не более двух с половиной килограммов в одни руки.

1965 год стал первым годом после падения Хрущева. И последним годом седьмой пятилетки. Началась она с полета Гагарина, а завершилась ростом национального дохода на 60 %, основных производственных фондов — на 90, валовой продукции промышленности — на 84, сельского хозяйства — на 15.

К реальной жизни советских граждан эти духоподъемные цифры имели мало отношения. Как показали исследования, проведенные в 1965 году Центральным научно-исследовательским экономическим институтом Государственной плановой комиссии РСФСР, уровень доходов рабочих и служащих оставлял желать много лучшего. Крайне низкие доходы — до 30 рублей на члена семьи в месяц — имело 17,07 % населения, а от 30 до 40 рублей — 22,15 %. При этом, как докладывали ученые, прожиточный минимум составлял 40 рублей в месяц на члена семьи. Так что почти 40 % населения страны имело доходы ниже прожиточного минимума. Уровнем достатка считались 65 рублей в месяц. Но до него не дотягивали 73,5 % граждан. Мало того, оказалось, в СССР, где, по словам вождей, царит социальное равенство, существует расслоение населения по потреблению, которого нет даже в Соединенных Штатах. «Дифференциация семей рабочих и служащих по уровню доходов, — говорилось в докладе ученых, — вызывает и резкую дифференциацию в потреблении. Так, по данным бюджетных обследований ЦСУ РСФСР, потребление мяса и мясопродуктов в семьях рабочих с наиболее низкими доходами (до 25 рублей на члена семьи в месяц) в 4,5 раза, рыбы и рыбопродуктов — в 5,4 раза, молока и сахара в 2,0 раза, яиц — в 4,0 раза ниже, чем в семьях с высокими доходами (свыше 100 рублей на члена семьи). В РСФСР (и в СССР в целом) дифференциация потребления даже выше, чем в США. Так, в США семьи с наиболее высокими доходами потребляют мяса и мясопродуктов на 24 процента, молока на 57 процентов больше, чем низкооплачиваемые. По расчетам НИИ труда, семьи, доходы которых ниже прожиточного минимума, удовлетворяют свои потребности в продуктах питания по сравнению с нормами достатка лишь наполовину, потребности в промышленных товарах и культурно-бытовом обслуживании — на одну треть. Семьи рабочих с доходом ниже 25 рублей, по данным бюджетных обследований, покупают тканей почти в 3 раза меньше, чем семьи с доходом свыше 100 рублей, обуви — вдвое меньше. Шелковых и шерстяных тканей семьи с низкими доходами приобретают так мало, что разрыв достигает 10–16 раз».

Госплан СССР как один из органов управления экономикой имел к этим реалиям прямое отношение. Но в 1965 году он решал свои внутренние задачи. В связи с воссозданием министерств Госплан должен был перестроить свою структуру. Ему требовались отраслевые и функциональные отделы, способные обобщать и балансировать развитие каждой отрасли. Нужны были также основные сводные отделы: народнохозяйственного планирования, капитальных вложений, материальных балансов и территориального планирования. Эти четыре подразделения вырабатывали общую стратегию развития экономики, определяли приоритеты и координировали деятельность отраслей.

Байбаков быстро понял (точнее, ему объяснили), что руководить Госпланом так, как он руководил им прежде, уже нельзя. Потому что изменилась практика планирования. Если раньше пятилетние планы спускались как задания для высших звеньев управления — министерств, ведомств, советов министров союзных республик, то в 1965 году ЦК и Совмин поставили задачу, чтобы каждое предприятие имело свой пятилетний план. Начиная с восьмой пятилетки планы разрабатывались по годам. Считалось, что это позволяет полнее увязывать годовые задания с пятилетними. Кроме того, плановые задания стали регулярно выноситься на обсуждение сессии Верховного Совета СССР. Считалось, что тем самым повышался их правовой статус. Госплан наделялся новыми функциями: наблюдать за составлением и выполнением планов, но ничего не диктовать, лишь консультироваться с регионами. Он не должен был устанавливать жесткие плановые задания, но в его обязанность входило отвергать заниженные.

Изменились и требования к госплановским работникам. Отныне каждый из них, независимо от занимаемой должности, обязан был не только знать свою отрасль, но и уметь определить ее место в общей системе хозяйственных связей. Это давалось непросто и далеко не всем. Иногда человек, приглашенный работать в Госплан, не сразу находил себя в новых условиях. Байбаков вспоминал, как однажды поздним вечером, часов в одиннадцать, он вернулся из Кремля от Брежнева. Пришлось подробно доказывать генсеку, что, если Госплан удовлетворит непомерные требования оборонного ведомства, придется отвлечь на это часть средств, предусмотренных на развитие сельского хозяйства и другие нужды экономики.

В своей приемной он застал Дмитрия Украинского. По выражению его лица понял: что-то творится в душе человека.

— Николай Константинович, я к вам по личному вопросу.

— Анна Семеновна, — сказал Байбаков секретарю, — дайте-ка нам чайку.

Они прошли в кабинет. Секретарь принесла чай, поставила тарелочку с печеньем.

— Ну что, Митя? — спросил он, когда они остались одни.

— Трудно, Николай Константинович.

Глядя на него, Байбаков поднял папку с документами и потряс ею.

— А мне легко?!

Украинский стал говорить, что в то время, когда он работал на заводе в плановой комиссии и в совнархозе, у него было иное представление о планировании в масштабе страны и что его прежнее мышление не годится. Здесь, в экономическом штабе,