Матюшкина сменил присланный из Москвы Георгий Воробьев. Он ранее заведовал сельскохозяйственным отделом ЦК КПСС по РСФСР.

Смена персоны в главном кабинете края ничего не изменила в системе управления. Только теперь Байбаков делил власть не с Матюшкиным, а с Воробьевым. Двоевластие продолжалось два года и закончилось… троевластием. Причиной тому стала проведенная в конце 1962-го глобальная реорганизация в системе партийных органов страны. Их разделили на «промышленные» и «сельские». Вот и пленум крайкома КПСС 7 декабря 1962 года избрал два оргбюро Краснодарского крайкома КПСС. Решением того же пленума в крае были упразднены 46 районных партийных организаций и созданы краевая сельская и краевая промышленная парторганизации. В 1963–1964 годах в крае функционировали Краснодарский сельский крайком КПСС и Краснодарский промышленный крайком КПСС. Завершал властную конструкцию Краснодарский совнархоз. Он был одновременно и «сельским», и «промышленным», и при этом как бы «ничьим», что позволяло Байбакову лавировать в краевых подковерных схватках.

Для этих схваток всегда были поводы. Кубань ведь славилась не только урожаями зерновых, винограда и овощей. Столь же буйно во все времена произрастала здесь коррупция. Самый громкий случай — «медуновское дело» начала 1980-х, когда в результате расследования более 5 000 чиновников были уволены со своих постов и исключены из КПСС, примерно 1 500 человек осуждены и получили немалые сроки.

Может, и период 1958–1963 годов был отмечен на Кубани чем-то подобным? Дмитрий Поляков, автор серии публикаций в «Московской правде» о российских правителях, в своей статье «Коррупция и Хрущев» (11.01.2020 г.) сообщает следующее: «Никиту Хрущева борьба с коррупцией занимала лишь в той мере, в какой она не угрожала пошатнуть административный статус-кво. <…> Когда надо, закон был суров, а когда, по тем или иным соображениям, не надо — тогда поворачивался знакомый всем нам административный рычаг, перекрывавший кислород любому дознанию. Ярким примером тому является активность зятя Хрущева и по совместительству главного редактора газеты “Известия” Алексея Аджубея, который вскрыл вопиющие факты произвола местной власти в Краснодаре. Ему даже удалось привлечь к работе следователей по особо важным делам Прокуратуры СССР. Но дело так и не сдвинулось с места, а следователи оказались под жестким прессингом региональной администрации, не желавшей с ними сотрудничать. Казалось, что созданный в Краснодаре в 1960 году городской суд чести для “активного содействия воспитанию граждан в духе коммунистического отношения к труду, социалистической собственности, соблюдению правил социалистического общежития” имеет больший вес, чем органы центральной власти. Обескураженный Аджубей обратился напрямую в Политбюро — и получил категоричную резолюцию: дознания прекратить, в местные дела больше не вмешиваться».

Что именно тогда происходило и играл ли в тех событиях какую-нибудь роль Байбаков, нам достоверно не известно. Но если что-то и вправду имело место, то в силу своего должностного положения он не мог об этом не знать. Почему же умолчал в мемуарах? Ну, тут все просто: он никогда не выносил сор из той избы, куда простым смертным заглядывать не положено.

В край частенько наведывался его бывший «хозяин», Дмитрий Полянский. Настороженно присматривался к Байбакову, был скуп на похвалу, ревниво оценивал успехи. Однажды Полянский приехал и узнал, что председатель совнархоза распорядился выделить работникам своего аппарата садовые участки по 12 соток. Стал распекать за самовольство, потребовал, чтобы участки урезали.

Несколько раз приезжал на Кубань и Хрущев. «Встречи были недолгими, разговоров обстоятельных не было, все как-то на ходу, — отмечал в своих мемуарах Байбаков. — Запомнился его пристальный взгляд в одно из посещений. Он словно пытался понять — не держу ли я на него обиды?»

«На Кубани я многому научился, — напишет Байбаков, подводя итог этой пятилетней командировке. — Если раньше я слабо знал сельское хозяйство, машиностроение, легкую промышленность, то за прошедшие пять лет мне пришлось основательно изучить принципы и механизм управления этими отраслями. Помню, когда я впервые (в 1958 году) приехал в Абрау-Дюрсо, этот завод шампанских вин производил 1,2 миллиона бутылок в год. С директором обсуждали вопрос: как расширить производство? Самое главное, по его мнению, состояло в том, чтобы построить подземные туннели, где можно было бы выдерживать вина в течение трех лет при температуре плюс 14–15 градусов. Побывал в Москве в Метрострое. С его помощью мы построили большое количество таких туннелей, и завод “Абрау-Дюрсо” через несколько лет стал выпускать более 3,5 миллиона бутылок первоклассного шампанского в год. <…> Всегда с большим удовлетворением вспоминаю этот благодатный край, замечательных людей, с которыми дружно работал».

В 1961 году за успешную работу на Кубани и в связи с 50-летием со дня рождения Байбакова наградили орденом Трудового Красного Знамени. А в 1963-м за комплексную разработку и эксплуатацию газовых и газоконденсатных месторождений ему была присуждена Ленинская премия.

Шесть в одном

В 1962 году ЦК и Совмин приняли решение об укрупнении совнархозов и создании отраслевых государственных комитетов при Госплане СССР. На Северном Кавказе, где находилось шесть совнархозов, был создан единый Северо-Кавказский совнархоз с административным центром в Ростове-на-Дону. Руководить этим органом поручили Байбакову, причем даже не поговорив с ним предварительно. В конце 1962 года, взяв с собой нескольких работников Краснодарского совнархоза, он выехал в Ростов.

Вспоминает Дмитрий Украинский, тогдашний руководитель планово-экономической службы совнархоза в Ростове-на-Дону:

«Совнархозы создавались по принципу партийных органов. Однако с точки зрения экономики они оказывались мелкими. Для меня это было понятно сразу, и, занимаясь экономическими вопросами в ростовском совнархозе, я начал собирать данные по другим шести совнархозам, которые находились на Северном Кавказе, — какие предприятия, что за продукция, как налажены межхозяйственные связи. Когда мы первый раз встретились с Николаем Константиновичем в 1958 году, я показал ему эту папку и рассказал о том, что, на мой взгляд, было бы целесообразно объединить семь совнархозов Северного Кавказа в один крупный. Он тогда внимательно посмотрел мои материалы, но ничего не сказал. Потом мы много раз общались по разным вопросам. А в 1962 году Байбаков позвонил мне и неожиданно спросил: “Дмитрий, а у тебя сохранилась папка, которую мы смотрели в 1958 году?” Я ответил положительно и добавил, что эта папка “живая”, что она постоянно пополняется новыми данными. “Очень хорошо, — сказал Николай Константинович, — тогда найди повод и приезжай в Москву, найдешь меня у Афанасьева (это был председатель Совнархоза РСФСР), мы с тобой должны тут поработать”. Если честно, я думал, что будет какое-то совещание или пленум… А когда приехал в столицу, выяснилось, что ведется большая работа по