И тогда…

– Если я верну тебе твое?

Молчание.

И тишина звонкая-звонкая, как та старая, покрытая пылью бутыль, в которой тетушка хранила вишневый настой.

– Мы договоримся. Я отдам тебе твою конечность, а ты просто уберешься из мира. Никакой мести. Никаких разрушений. Ни…

Наверху хлопнула дверь.

Громко так хлопнула, заставив насторожиться. Эль прикрывал ее аккуратно, бережно даже, да и ступал бесшумно. Он успел изучить характер старого моего дома, каждую треклятую половицу, обходя особо скрипучие.

А гость вот задел. И выматерился.

И как он сюда попал?

И не один.

Предупреждение?

Я сунула шкатулку на полку, за первый ряд мутных банок, в которых еще плавали останки огурцов. Что поделать, если хозяйственности во мне еще меньше, чем совести? Это тетушка их бы выкинула, а банки вымыла, чтобы закатать новую партию, я же…

Вытерла руки.

Чужаки преодолели внешнюю ограду. Прошли мимо малины и сиротки, который, как оказалось, далеко не ко всем людям относился с должным уважением. Взломали дверь. А Эль ее запер утром. Хорошо запер. Я даже не могу сказать, меня ли защищая или пытаясь предотвратить возможный мой побег. Главное, что заклятия были надежными.

Но в доме чужаки.

Магия. Темная. Тяжелая. Сильная.

– Да нет здесь никого, – а вот голос этот заставил взглянуть на подвал по-новому. Спрятаться бы… я не так наивна, чтобы полагать себя великим бойцом.

Но куда?

В бочку с капустой я не полезу. А вот вторая… если согнуться, если…

– Погоди…

Я не без труда сдвинула крышку. А демон мерзопакостненько захихикал. И если я к этому смеху его была привычна, то людям наверху пришлось туговато.

Кто-то что-то выронил. Кто-то выругался. Кто-то… велел остальным заткнуться.

– Ищи, – от того, как это было сказано, по спине мурашки побежали. И крышку с бочки я содрала одним движением.

Поморщилась, ибо воняло. И все же решилась. Почти.

– Стоять, – голос парализовывал и напрочь лишал воли. – И куда ты собралась, детонька?

А вот говорившего я не видела. В свете фонаря оказались лишь сапоги. Хорошие сапоги, из мягкой кожи. Такие же у Эля имеются, только темнее на полтона. И куда более поношенные.

– Бежать? Раньше надо было думать.

Заклятие?

Или что-то иное? Запах полыни, сирени и дурмана. Человек в плаще спускался медленно. И готова поклясться, что ему моя беспомощность доставляла немалое удовольствие.

А демон замер. Затаился?

– Тебя ведь предупреждали, по-хорошему предупреждали, – сказал мне незваный гость, который в моем подвале смотрелся… да неправильно смотрелся.

Таким на балах место. И в гостиных. Великосветских, да. Рожа вон породистая, с легким флером лошадиности.

– И отчего ослушалась?

Светлый костюм. И плащ на плечах почти белый. На плаще капли воды поблескивают камнями драгоценными. А у меня в голове одна мысль: кто ж в белом-то на дело ходит?

Он огляделся. Сделал вдох. Поморщился. Взмахом руки раскрыл платочек, помахал перед собой, добавляя подвально-капустной вони нотку розового масла.

– Сам дурак, – сказала я, когда поняла, что мне вообще позволено говорить. Эх, еще бы двинуться… или двинуть.

Спустился. Через крысиный трупик переступил брезгливо. А я, между прочим, никого-то в гости не звала. Вот совсем не звала… а они явились. И зря, выходит, надеялась. На что вообще я надеялась?

Чувство безысходности накрыло с головой, лишая всякого желания сопротивляться.

– Так-то оно лучше, – пальцы его сдавили мне щеки, и мой рот приоткрылся. – Не стоит ерепениться.

Еще как стоит. Только чего ради? Что хорошего есть в моей жизни? Дом полуразвалившийся? Или вот подвал этот, в котором воняет нежитью, или…

– Краш? – раздался громкий хриплый голос. – Ты туточки?

– Здесь, – согласился гость, отпуская меня.

Физически.

Чувство тоски и безысходности никуда не делось. Как и понимание, что жить мне в принципе осталось недолго.

– Как… вы… сюда… – говорить и то получалось с трудом. Я мелко и часто сглатывала слюну, которой вдруг наполнился рот. Еще немного, и она потечет по подбородку.

Хорошо, что я здесь и что я одна…

– К любому замку можно ключ подобрать.

Парочка, спускавшаяся по лестнице, отличалась от моего нового знакомого, как матерый выжляк от дохлой кошки. Идущий впереди был невысок, широкоплеч и мрачен. Он глядел исподлобья и шмыгал перебитым носом. Маленькие глазки смотрели недобро, а шрам от ожога на левой щеке привносил в облик свою долю очарования.

– Нашлась? – поинтересовался он и сплюнул под ноги. – Ишь, хитрая…

На меня он смотрел спокойно, без ненависти, разве что с толикой раздражения, и раздражала его вовсе не моя персона, скорее уж сама необходимость куда-то лезть и что-то делать.

Второй, скрывавшийся за спиной первого, отличался той характерной неприметностью, которая весьма ценится среди людей определенного рода занятий. Он прижался к стене и почти с этой стеной сроднился. Этому, кажется, и вовсе не было дела ни до меня, ни до подвала, ни…

– Где? – поинтересовался тот, который со шрамом.

– Что? – я хлопнула глазами. Самое интересное, что чувство безысходности все же отступило.

– Ишь, не понимаешь, – он покачал головой, играя укоризну. А вот актер из него хреноватый. – Краш, работай…

Человек в белом плаще – правда, я несколько сомневалась, и вправду ли он человек, – пошевелил пальцами.

– Не мешай.

– Не мешай, не мешай… – Меченый огляделся, кивнул собственным каким-то мыслям. Подозреваю, оценил подвал по достоинству. – А ты давай… пока тихо туточки. Ишка, прикрой дверцу.

Серое пятно скользнуло по стене. По лестнице.

И крышка опустилась, отрезая единственный путь к побегу. Характер у крышки тяжелый, и поднять ее вот так, с ходу, не выйдет.

– Ты ж, девка, вот над чем подумай, – корявый палец ткнул мне в бок. – Краш у нас еще тот мозгоправ, да только, конечно, и с его силушкой управиться можно. Но нужно ли оно? С ним не сладится, так мне работать выйдет. А я человек простой… палец там сломаю, два… пальцы ломать больно.

– Знаю, – проворчала я и пошевелила теми, что на ногах. И главное, пошевелились же. Вспомнили, верно, тот нехороший день, когда я решила передвинуть лавку на кухне, уж не знаю, на кой ляд оно мне было надо. Главное, что лавку я не удержала, и она немалым весом своим хряснулась мне аккурат на ногу.

Пальцы ломать и вправду больно. А ходить с переломанными и того больней.

– Вот и умничка. Колечко где?

Мигнул огонек лампы. В подвале сразу стало еще более душно, чем было, а вонь усилилась. И в дальнем углу, где, как я подозреваю, находились крысиные норы, что-то зашевелилось.

Я руку верну.

Мы договоримся. Даже с демоном, если он разумен, а