Шрифт:
Закладка:
Про личей информации мало. Оно и понятно, несмотря на разумность, твари они до крайности необщительные. Вот и приходится… Все соглашаются с одним: наличие силы – обязательное условие для перерождения мертвеца в лича.
Обязательное, но не единственное, иначе и вправду одаренных было бы проще сжигать.
А личей мало. Очень мало.
Полагаю, немногие переживают тот период, когда они почти неотличимы от упыря. А сила… сила помогает, но она же и выдает.
– Он… даже если вынесет твою руку за город, дальше что? Мой папочка, полагаю, выследит… он толковый… он бы этой троицей не ограничился. Стало быть, есть и наблюдатели. В дом не полезут, а вот за ним, если высунется, проследят.
Из носа потекло. Кровь?
Кровь. Чему удивляться.
– Скажи, пусть прекратит. И отойдет. И… – я не без труда подняла руку, и лич зарычал, предупреждая. – Да не буду я тебя трогать, просто отойди. Иди вон, капустки поешь… Даже если вам от отца удастся уйти, хотя он на редкость ловкий засранец, то потом как? Будешь искать кого-то, кто проведет обряд? Я ведь помню, мертвые не могут открыть границу.
Сила изменялась, но отнюдь не так радикально. Но лич с ментальным даром… будет упыриц очаровывать, да…
– Искать кого-то? Верю, ты найдешь… но, в конце концов, к чему эти сложности?
Лич, как ни странно, отошел. К бочке с капустой. Потоптался. Содрал ботинки, пошевелил удлинившимися пальцами, из которых проступили личинки когтей, и ловко, одним движением, взлетел на эту самую бочку.
Я закрыла глаза. Спокойно, Юся. Нервы… нервы потом подлечишь.
– Если тебе нужен охранник…
Ноги коснулось что-то мягкое.
Крыса. Две крысы. Двадцать две… или того больше. Они собрались кольцом. Сели на тощие зады, сложили лапки на груди и уставились на меня темными бусинками глаз. Ага, благодарная аудитория готова внимать. Еще немного – и засмущаюсь.
– Пусть остается. Сидит в подвале… бочка большая, капусты на недельку хватит. А мы с тобой договоримся, да? Я прикину, где лучше провести обряд. И клятву дам. Тебе нужна рука, а мне спокойная жизнь.
Крысы не шевелились.
Лич жрал капусту. Правда, теперь медленно, выбирая по ниточке, каждую обнюхивая и едва ль не повизгивая от удовольствия. Пепел падал с потолка, а в углу лежало изрядно поеденное крысами тело.
Похоже, у демонов было свое представление о спокойствии.
Руку я подобрала. Накинула грязную тряпку и подняла. Переложила в шкатулку. Сказала:
– Я помню, что обещала. И сделаю. Но, пожалуйста, веди себя тихо.
Эль вернулся ближе к ночи.
Я ждала. Я сидела у окна, как, мать его, сказочная принцесса. Пялилась во тьму, считала капли дождя и ждала. Иногда вскакивала, не способная больше находиться в неподвижности, но тут же понимала, что понятия не имею, где его искать.
И садилась на лавку. Я пила чай.
И не могла согреться. Я попыталась сгрызть сухарь, но меня вывернуло, хотя, может, не от сухаря, а от нервов, которые, оказывается, и у меня есть. Поэтому, когда раздался протяжный скрип двери, я одновременно и всхлипнула, и швырнула во тьму сухарь.
Попала в лоб.
– Прости, – сказал Эль как-то так, что я его простила и тотчас расплакалась.
Нет, не от обиды или страха, хотя, конечно, демон, лич и крысиные полчища, обжившие твой подвал, – та еще причина для страха. Я же разревелась от облегчения. И счастья.
Он жив. Я жива.
– А… а давай уедем? – предложила я, уткнувшись в мокрое, пахнущее городом и дымом плечо.
– Куда?
– Куда-нибудь… хоть в Пресветлый лес.
– Нельзя, – Эль баюкал меня и гладил по голове, и – проклятье! – я чувствовала себя почти счастливой. Я ведь не ребенок… или ребенок?
Или все взрослые все-таки остаются немного детьми, которые хотят, чтобы их жалели и гладили, можно даже без повода.
Но у меня повод был.
– Почему?
– Потому что теперь не остается сомнений, что кто-то из наших связан с твоим отцом. Я разговаривал с некоторыми старыми друзьями, – он был сильным, мой муж, пусть и тощим слегка. Главное, что меня на руках держал легко, и от этой легкости хотелось петь. – То, что происходило в последние годы, весьма им не нравится.
– А что происходило?
Он устал.
Мне бы ужин приготовить. И подать. Усадить. Накормить, напоить, а потом уже… в доме только сухари и пара булок. Еще бочка капусты, но смотреть, какой из Эля выйдет лич, желания не было.
А у демона было.
Да иди ты… лесом, менталист несчастный.
– Перворожденные – далеко не так добры, как представляется некоторым людям, – Эль все-таки усадил меня. И вышел, чтобы вернуться с коробкой.
С огромной коробкой, от которой пахло выпечкой и мясом.
Это он очень даже правильно.
В животе заурчало.
– Среди нас есть и те, кто полагает людей и иных разумных если не равными перворожденным, то всяко имеющими не меньше прав на мир, чем мы. Сторонники равновесия уверены, что коль люди были созданы, как и орки, и драконы, то миру они необходимы.
Он поставил чайник.
И вытащил тарелки. Достал хлеб, уже разрезанный на куски. Следом появился горшочек с маслом, и другой, куда побольше.
Пироги.
– Есть и те, кто, возможно, и согласен, однако полагает, что не стоит вмешиваться в дела низших рас, что перворожденным стоит больше внимания уделять собственным проблемам.
– А у вас есть проблемы?
Эль молча развел руками. Ну да, куда ж без проблем-то?
В горшке обнаружилось рагу из кролика. А во втором – картошка, щедро посыпанная зеленью. Масло пахло чесноком. Или это хлеб? Главное, ложилось оно ровным слоем, а я смотрела, как ловко управляется Эль с ножом, и раздумывала, как сказать ему… в общем, обо всем.
Или пока не говорить?
Лич с демоном никуда не денутся, а ужин остынет.
– Есть и те, кто полагает, что боги давно покинули мир. И потому не стоит так уж полагаться на них.
Мясо протушилось до той степени, когда куски разваливались на волокна и мешались с плотной вязкой подливой. Макать в нее хлеб было вкусно.
Правда, маслом я его мазать не стала. У эльфов, у них свои вкусы.
– А стоит гораздо плотнее заняться вопросом человеческой экспансии. Вас слишком много. И с каждым годом становится все больше.
– И это не нравится?
– Мой дед со стороны матери уверен, что лет через пятьдесят людей станет больше, чем всех прочих рас, вместе взятых. А еще
