Шрифт:
Закладка:
А почесуха – верный признак того, что не стоит мне в лес ехать, к девам.
Тем паче кто-то же бывшего убил. И отнюдь не человек.
Человека не пустили бы во внутренние покои дома. Нехорошие такие мысли, неправильные, но по глазам супруга я видела, что не только меня они посетили, поскольку как-то вдруг настаивать на отъезде Эль перестал.
Вообще, странно все.
С того дня будто все успокоилось, не считая, конечно, соседей, но те пакостили по мелочи, издалека, явно опасаясь приближаться ко мне, проклятой. Да и вообще, что они могли?
Дважды появлялся папочка во главе городской стражи, требовал меня выдать. Но вот как-то… неубедительно, что ли? Будто на самом деле ему было глубоко все равно, посадят меня за убийство Глена или нет. Хотя, подозреваю, ему и вправду было все равно. И вот это равнодушие и внезапная тишина беспокоили меня куда сильнее, чем война с крысами. И капуста.
К слову, пахла капуста весьма себе… специфически. Нет, капустой тоже, такой характерный кисловатый аромат, к которому добавилась острая нотка перца.
И гнили. И еще чего-то…
– Или закопать где? – я села на бочку, не с капустой, другую. Честно говоря, понятия не имею, как она в подвале оказалась. Верно, тетушка еще отправила. Она, в отличие от меня, была хорошей хозяйкой и бочками не разбрасывалась.
Пальцы шевельнулись, и почудилось одобрение.
Закопать. В каком-нибудь тихом спокойном месте. Лучше, если на кладбище…
– Нет уж, – я разглядывала демоническую конечность, пытаясь преодолеть отвращение. Если подумать, то нет в ней ничего ужасного.
Рука.
Подумаешь, рука. Скукоженная. Так сколько лет лежит? Кожа желтоватая, лоснится, так это от подкожного жира. С мумиями бывает от неправильного хранения. Пальцы… анатомия явно нечеловеческая, на пару фаланг больше, но это, если подумать, мелочь.
– И где он тебя достал? – спросила я, сглатывая тошноту.
Мне случалось видеть покойников всяких.
Взять хотя бы того мужичонку, которого медведь задрал и поел, а мне наврали, будто мелкая нежить. Помню, я от этого медведя сама еле спаслась. Главное, что над телом не только он поработал, живности в лесу хватает. Или утопленницу, жертву несчастной любви и собственной дурости. И просто труп, чью личность установить так и не удалось. Пролежал у лесной дороги пару месяцев, прежде чем накопить достаточно сил, чтобы выбраться…
И в моргах опять же.
На лабораторных, помнится, мастера так и норовили подсунуть мне что померзопакостней. Так что… нет, обыкновенная отрубленная рука не должна была вызвать у меня подобной реакции.
– Неужели сам отрубил?
Рука завозилась, и до меня донеслось эхо… возмущения?
Конечно.
Ничтожный смертный не смог бы одолеть великого… погоди, то есть… если настроиться…
Пальцы замерли, и рука притворилась мертвой. Э нет, так не пойдет. Если уж начали разговор, то стоит продолжить. Так кого там великого?
Молчание.
– Знаешь, ты, конечно, можешь и дальше притворяться куском дохлой плоти, – странно разговаривать с рукой, когда в углу подвала, который ныне выглядел вполне себе зловеще, копошился очередной крысиный труп. Со всей округи она их приманивает, что ли? – Но тогда и обращаться я с тобой буду соответствующе. Отправлю дальше в бочку. Мой отчим говорит, что капусте время нужно, чтобы прокваситься. Полежишь еще пару неделек или месяцев, а там, глядишь, с эльфами разберемся.
Обида. Детская такая, острая.
– Видишь ли, – теперь я озвучивала те самые нехорошие мысли, которые мешали жить спокойно, – на самом деле, если подумать, вариантов у меня не так и много. Самый очевидный – это спрятать тебя в каком-нибудь надежном месте.
Крыса была еще не дохлой, она выползла из угла, отряхнулась и замерла. Шерсть ее торчала дыбом, хвост слегка подрагивал, а из глаз катились слезы.
Никогда не видела, чтобы крысы плакали. Кровью.
– Вот муж мой, он думает, что если тебя отправить в Пресветлый лес и там закопать под каким-нибудь пресветлым древом, повесив сверху кучу пресветлых заклятий, то все чудесным образом успокоится.
Идиот.
Нет, это не моя мысль. Демоническая. Вот тоже интересно, мозга в конечностях нет, костного и того следы, а думать может.
– И вовсе он не идиот, просто свято верит в победу добра.
Что есть добро?
Это мы так в философию ударимся. А оно нам надо? То-то и оно, что лично мне вся эта философия на фиг не сдалась.
– Мне же кажется, что прятать тебя бессмысленно. Взять моего предка, чтоб ему на том свете жилось беспокойно. Он ведь тоже спрятал. Надежно, как ему казалось. И в итоге что?
А теперь демон веселился.
То есть…
– Это ты Юсе помог?
Согласие.
Определенно. Тогда… тогда, пожалуй, понятно, откуда у простой девочки взялись силы противостоять некроманту.
– Спасибо.
Не за что.
Да, он помогал не столько ей, сколько себе. Любую темницу можно разрушить, было бы время. А у демона в запасе вечность имелась.
– Вот и я о том же… Да и мало ли, что с лесами произойдет, если тебя в них прикопать. Мор там, нашествие саранчи или этих, как их, яблоневых плодожорок.
Яблони в эльфийских лесах?
– Да я знаю, что там слишком дивно для обыкновенных яблонь.
Крыса ковыляла. И хвост волочила. Она добралась до бочки и легла, свернувшись калачиком.
– Это так, примера ради.
Я смотрела, как гаснут искры истинной жизни, а хрупкое крысиное тельце перерождается тьмой.
– Главное, что ты выберешься. Сто лет, двести, триста… демоны ведь долго живут.
И вновь согласие. А с ним одобрение.
– Поэтому вся эта затея с прятками изначально лишена смысла. И не суть важно, Пресветлый лес или морские глубины, что бы это ни было, рано или поздно ты выберешься. И что потом?
Ярость. Такая вспыхнувшая, всепоглощающая ярость, от которой я едва не прикусила язык. А крысу и вовсе судорогой скрутило.
Треснула шкура. Завоняло гнилью.
– Слушай, – я с трудом преодолела собственный страх. – Если будешь так себя вести, то разговора у нас не выйдет. Возьми себя… гм… ты же взрослый демон, ты способен справиться с эмоциями.
Прозвучало, говоря по правде, не слишком убедительно, но ярость отступила. Откатилась волной.
Я же потрогала прокушенную губу. А ведь и не заметила… и если подумать, а в последние дни мне только и оставалось, что думать и давить преображенных крыс, то вряд ли я беседую именно с рукой. Нет, демоны – создания древние, могучие и все такое, но не настолько, чтобы отдельные их конечности вели себя разумно.