Рива была второй супругой Айзека. Никто не знал, что случилось с его первой женой, с которой он сочетался браком во время войны в Варшаве. Мы спросили, насколько он уверен, что она не выжила, и не может ли случиться, что она вернется. Но никто не слышал о ней после того, как она предприняла попытку бежать из варшавского гетто, и родственников у нее не осталось, так что спросить было некого.

Рива была родом из румынской Бессарабии, в начале войны занятой русскими. В то время было просто перейти границу и оказаться в России. Когда немцы напали на Румынию, семья Ривы бежала вглубь России. Она отделилась от близких, но ее родные тоже выжили.

Русские послали Айзека в трудовой лагерь в Сибири недалеко от китайской границы. Он выполнял тяжелые работы на железной дороге. Поскольку Россия в начале войны была в хороших отношениях с Гитлером, русские относились к польским евреям как к врагам. Их ссылали в лагеря, заставляли работать и плохо кормили. Многие умерли от голода, но у русских, в отличие от немцев, не было программы уничтожения евреев.

Когда Германия в июне 1941 года напала на Россию, эти страны стали врагами, а русские превратились в союзников Великобритании. В один миг поляки для них перестали быть противниками, и Айзека освободили. Русские разрешали полякам жить на своей территории в качестве граждан союзного государства и давали им возможность получить советское гражданство.

Айзек во время войны устроился на работу и обзавелся семьей, но сохранил польский паспорт. Выбор оказался правильным: стань брат советским гражданином, он вряд ли смог бы покинуть Россию, когда война закончилась.

После войны русские выпустили всех выживших польских беженцев и разрешили им вернуться на родину. На поезде они поехали в Варшаву, а оттуда Айзек сразу отправился в Кожниц. Все, так или иначе относившееся к еврейской жизни, было там уничтожено. Нашего дома больше не существовало. Осталось лишь оскверненное еврейское кладбище.

Во время войны ходили слухи, что евреи перед немецкими реквизициями спрятали золото и деньги в могилы. Так что поляки перекопали все кладбище и бросили кости валяться на всеобщем обозрении. А ведь там была похоронена моя мать… Еврейское кладбище окружала кирпичная стена. Местные жители разобрали ее и использовали кирпичи и могильные плиты при строительстве домов. Айзек долго там не пробыл. Для него это был конец Кожница[107].

Айзек вернулся в Варшаву. Он не представлял себе, что происходит в западной части Европы, контролировавшейся Соединенными Штатами и Великобританией. Русские не хотели, чтобы информация о делах на Западе просачивалась в Польшу. Брат слышал, что некоторое количество польских евреев уцелело, но не рассчитывал найти нас живыми.

Айзек и Рива прожили в Штутгарте около года. Его жене там не нравилось, и она настояла на переезде в Палестину, где обосновались ее родители и сестры. Я говорил им, что мы, возможно, попробуем эмигрировать в США, и пытался уговорить их подождать и поехать вместе с нами. Но в итоге, когда в 1948 году было основано Государство Израиль, они покинули Штутгарт и отправились туда.

А мы после войны продолжали жить в Германии. Со стороны это могло бы показаться странным, но на самом деле ничего удивительного тут не было. Большинство евреевперемещенных лиц собиралось эмигрировать в Израиль, Соединенные Штаты, Канаду или куда‐нибудь еще. Но некоторые, включая меня самого, уже встроились в немецкую жизнь, в том числе и экономическую. У меня появилось немало знакомств среди ювелиров и часовщиков, и я запросто мог бы остаться в Штутгарте, но никогда всерьез не рассматривал такой вариант.

Когда после войны немец встречал еврея, он рассказывал, что не был нацистом и не имеет ни малейшего отношения к их ужасным преступлениям. Каждый немец, с которым тебе приходилось сталкиваться, по его собственным словам, спасал евреев. Они заискивали перед нами и всячески старались помочь. Мы принимали эту помощь, хотя нам было ясно, что они лгут. В эти послевоенные дни они никак не выражали ненависти к нам, но внутренне многие, конечно, оставались антисемитами и тосковали по тем добрым временам, когда при Гитлере подчинили себе Европу.

Мы были не очень религиозны, хотя в лагерях я продолжал верить в Бога. Возможно, это помогло мне выжить. Мы видели чудеса собственными глазами. Много, много раз мы смотрели в лицо верной смерти. Но всегда нам удавалось спастись и остаться вместе. Это нельзя объяснить простым совпадением. Может быть, то был знак от Бога, что Он существует и хочет, чтобы некоторые из нас преодолели все испытания. Кто знает?

Живя в Штутгарте более нормальной, чем в предшествующие годы, жизнью, мы стали чаще задумываться об этом и обсуждали эту тему между собой. Мы начали задавать Богу вопросы. Если Бог есть, почему он допустил, чтобы это случилось с нашими родителями, нашими семьями, с Его народом – евреями? Или Его не существует, или Он оставил нас. Однажды я поклялся, что, если у меня будет семья, не стану обрезать своих сыновей, как того требует еврейский закон.

Однако я не дошел до такой степени ожесточения, чтобы обвинять во всем Бога. В глубине души я понимал, что в этом мире не Бог совершает добрые или злые поступки.

Их совершают люди. Мне никогда не приходило в голову вообще отвергнуть религию. Вне зависимости от того, насколько я был сердит на Бога, верил ли вообще в Него или нет, я все же оставался евреем. Я не мог быть никем иным. Мне было ясно, что наши гонители неправы, а все их обвинения против нас – ложь. Когда в 1948 году было основано Государство Израиль, мне это показалось еще одним Божьим чудом и смягчило мое недовольство.

Айзек, уехав 1948‐м в Израиль, встретил там наших родственников, перебравшихся в Тель-Авив в 1930‐е, до того, как разразилась война. Это были сын и дочь нашего дяди Меира из Могальнице. Они знали, что мы живы и находимся в Штутгарте, так как прочитали об этом в книге, которую ЮНРРА распространяла по всему миру. В ней были указаны имена уцелевших евреев из каждого города Европы.

Они рассказали Айзеку, что еще один наш дядя, Пинхас, и