Глава 9

«ЕСЛИ ТЫ НЕ УБЬЁШЬ ЕГО -

УБЬЮ Я ВОТ ЭТИМ НОЖОМ!»

Совсем плох стал...

Менданья знал, что говорят про него за спиной. Никуда не годится командир: широты путает, расстояния путает, все цифры путает, дни путает, даже острова путает. Колонисты ещё не начали перешёптываться, что он их обманул, но относились как к начальнику, на которого нельзя положиться. Фантазёр, сумасшедший — морякам надо бы поостеречься. Солдаты же роптали, не скрываясь. Мерино-Манрике с виду негодовал на разговорчики своих людей. Сердито говорил, что не хочет слушать такие глупости, что затыкает себе уши. Но не пресекал таких пересудов:

— Убежали от нас Соломоновы острова...

— Какое убежали! Да нет никаких Соломоновых островов. Лапшу нам на уши навешали, чтобы эта стерва, ведьма чёртова, могла называться маркизой.

— Да просто за четверть века море поднималось, поднималось, да и затопило их так, что и следа не видно.

— Прав Ампуэро. Нету больше золотых островов. Мы прошли над ними и не заметили.

— Ещё бы не прав! Даже его приятель Кирос не знает, где мы.

— Лучше бы наш полковник командовал экспедицией, чем эта вся банда.

— Он нас хотя бы обмануть не хочет...

Обмануть? Из уст в уста переходило это слово. Обмануть или обмануться?

Кирос тоже этого не понимал. Может, карты неправильные?

Он теперь знал дорогу. Менданья показал ему свои записи, развернул свои карты, доверил свои секреты.

Сомнений не было: по этим бумагам флотилия должна была выйти к золотым островам точно в указанный Менданьей день.

С компасом в руке аделантадо и главный навигатор вдвоём непрерывно поверяли измерения. И всегда приходили к тому же результату.

Может быть, штурман первой экспедиции, старый Эрнан Гальего, двадцать восемь лет назад ошибся с определением широты? Или ошибка случилась из-за географа Сармьенто — «мерзавца»? В экспедиции 1567 года Сармьенто и Галего занимали конкурирующие посты и ненавидели друг друга. А ссора Сармьенто с Менданьей довела их до суда. Не мог ли географ сообщить своим противникам заведомо ложные сведения? Неужели те драгоценные карты, которые аделантадо показывал королю в самом Мадриде, а потом четверть века с лишним прятал от любопытных глаз — фальшивка с самого начала? Посмертная месть мерзавца Сармьенто?

Всё могло быть...

Точно было одно: Кирос провёл корабли до крайней западной точки того плана, который Менданья велел ему начертить в Лиме.

А что дальше? Неизвестно... Только странствие в Южном море, которое считают величайшим в мире океаном. Без края. Без ориентиров. И без карт.

«Держаться и не сдаваться!» — таков теперь был единственный лозунг эскадры.

Вечность! Уже целую вечность они в море!

Исабель нервно перечитывала многостраничное письмо, предназначенное сестре. Сколько уже неприятностей, с этим связанных! Экономим еду, экономим воду. Экипаж недоволен...

Она продолжала писать, нарушая запрет губернатора, но там не было ничего — ни единого слова — которого он не мог бы одобрить. Она больше не жаловалась ни на жестокость Мерино-Манрике, ни даже на двуличие Кироса, который под предлогом борьбы со сплетнями сам передавал аделантадо, что про него говорят.

Сейчас в её письме Петронилье не было ни оценок, ни осуждений. Она строго держалась фактов. Признавала, к примеру, что тяжёлое настроение команды никак не связано с бурями или же полным штилем. Даже отмечала особо: ветер по-прежнему благоприятный; флотилия движется к западу в том же темпе, что и в первой части путешествия.

Да, к западу. Но как далеко? И как долго?

Она как можно скорей оставляла этот сюжет и сообщала только о том, как ведёт себя её муж. Писала, что аделантадо держится стойко, старается собственным примером поддерживать порядок и дисциплину. Оставляла свидетельство, как он доводит людей до полного изнеможения, чтобы те не бездельничали. Рассказывала, что он ни на секунду не оставлял их в покое, каждый день посылая по три десятка человек на мачты «Сан-Херонимо», чтобы как можно скорее разглядеть землю. Говорила, как неделя за неделей он придумывал новые упражнения, чтобы у всех было чувство, что они — славная команда путешественников на службе у Бога и Его Величества. Подчёркивала, что и себя он не щадит. Редкий ночной час обходился без того, чтобы он не появлялся на шканцах, обозначая своё присутствие. И ни разу матросы не бросали la corredera de barquillas[19] без того, чтобы он явился лично проверить расчёты. Он помогал во всех работах на галеоне и сам участвовал в самых сложных манёврах. Командир занимал людей и жёстко давил на них, надеясь изгнать их страх.

Альваро не затем расходовал свои силы без счёта, чтобы угодить людям. Не затем, чтобы вызвать восторг или симпатию у подчинённых. Он знал, что эта лишняя работа, беспрерывный контроль, необычайный надзор за всем, что делают другие, когда сам он, как казалось, со своей стороны, уговора не выполнял, не прибавляют ему популярности. Знал, что матросы за спиной ругаются. Но знал также, и прежде всего, что стоит пустить дело на самотёк, как положение станет неуправляемым.

Он требовал ежедневной общей молитвы. Заставлял отмечать церковные праздники, вывешивая на вантах хоругви и вымпелы. Капеллан и викарий совершали бесконечные процессии с крестом и статуей Божьей Матери Мореплавателей — теперь по три раза в неделю.

Такого же порядка он требовал и на других судах: заставлял капитанов держать людей вместе, чтобы они собирались с духом. К великому несчастью Кироса, хоругвь Божьей Матери Пустынницы, которую он так почитал, перешла на «Санта-Исабель II» — украденный галеон, замыкавший ход. Юная Марианна добилась того, чтобы хоругвь передали ей: пускай Пресвятая Дева ободряет на корабле Лопе де Веги тех, кого не достигало возвращающее к жизни благочестие губернатора.