…И вот так моему участку навели полный марафет, еще как; дальше, около двух-трех недель спустя — там уже стало трудно следить за датами, да, — на наших газонах появились славные купальни для птиц, рядом с кустами по левую сторону; и белый камень этих купален очень радовал глаз на фоне зелени, это уж точно; зелень казалась темнее; затем — как бы рядом с купальнями, но ближе к домам — Анджело посадил два таких тощих японских деревца, которые с очень утонченным видом; и все это время — каждые, может, десять, двенадцать дней — он снова постригал лужайки, наводил лоск, причем, судя по виду, каким-то реально передовым оборудованием; ну, мне, надо сказать, стало только приятно каждый вечер возвращаться домой — и правда что-то вроде приключения: никогда не знаешь, что дальше учудит Анджело; на подъезде я оглядывал лужайки и искал различия, готовый к сюрпризу; но я решил, что, если ничего не изменится, никогда не позволю себе расстроиться: от этого ситуация станет странной; кроме того, иногда изменения не бросались в глаза: к примеру, как-то раз я увидел, что Анджело вымыл мои окна снаружи, и это было очень славно; но потом, скажу кстати, я понял, что и не знаю, когда он это сделал — может, уже несколько недель назад; далее, я по сей день не уверен, заменял он потрескавшуюся черепицу на крыше или нет; когда я обратил внимание, что что-то могло измениться, уже успела прогнить, как мне мерещилось, другая черепица, так что тут не поймешь; как бы, еще я сразу решил, ну, держаться от него подальше; конечно, если мы с Анджело сталкивались на улице, я вел себя любезно — махал в ответ, привечал и все такое, — но просто подумал, что благоразумнее будет не вмешиваться в ход событий чересчур; казалось, Анджело от меня не требуется ничего больше доброго приветствия и готовой улыбки, а уж я точно был не прочь этим и ограничиться; так что все это продолжалось без лишних слов — хотя мне приходило в голову поинтересоваться его выбором цвета, когда он занялся покраской; но со временем, пока я тут жил, ржаво-коричневый правда стал казаться все привлекательнее и привлекательнее; очень деревенский вид, и я махнул рукой…

…В общем и целом, дом выглядел очаровательно — даже, скажем так, такие бытовые пустяки, как новые славные зелено-пластмассовые мусорные баки у кухонной двери, сзади; больше того, у меня от этого даже стало что-то светиться внутри, вплоть до того, что однажды в начале прошлой осени я наконец собрался с духом и спросил Кэти Уоткинс — клиентка, разведенная, — не хочет ли она сходить со мной как-нибудь вечером на ужин, например в «Ла Каситу»; у нее всегда была улыбка наготове, у Кэти, мне она всегда казалась очень славной; так что, когда настал вечер и я за ней заехал, я постарался забыть кредитки дома; и мы туда заскочили, и я предложил ей просто посидеть в машине, и она ждала; и вечер прошел славно; Кэти заказала чимичангу, потом я ее подвез до дома; о моем доме она ничего не сказала, но мы все равно хорошо посидели; потом я спросил другую клиентку, Викки, не хотела бы она куда-нибудь сходить, и в тот вечер по дороге в ресторан сразу проехал мимо дома; даже остановился на обочине и сказал, что здесь я живу; и ей вроде понравилось; впрочем, минуты через три-четыре я почувствовал, что Викки уже насмотрелась, а кроме того, с ее места на пассажирском ей приходилось вертеть головой, чтобы смотреть то на дом, то на меня, так что разговорами я рисковал отвлечь ее внимание; когда мы уезжали, я просто сдал назад на свою дорожку, чтобы развернуться, так что у нее еще был случай полюбоваться; и заодно не пришлось проезжать мимо дома Анджело; потом мы ели в очень славном китайском местечке…

…Но к этому времени уже становилось ближе к осени, а для меня это традиционно время затишья на работе; так что, как обычно, каждый день я мог закрываться пораньше, и еще заметил, что уже начинает отрастать мое зимнее брюшко; в удлинившиеся вечера я сидел дома и, как обычно, переживал, уйдет ли в этот раз сезонный живот или нет, и, будто этого мало, начались мои традиционные осенние мысли, самые приставучие, о том, что, может, бросить свое дело, просто закрыться и заняться чем-нибудь другим, что мне больше нравится; и, однажды, ранним вечером сидя в гостиной и думая, что, может, в этот раз я так и сделаю, воспользуюсь зимним спокойствием и найду что-нибудь больше себе по вкусу, я услышал с улицы громкий визг, а потом металлический лязг; потом была тишина; ну, я подскочил к двери, распахнул и увидел на противоположной стороне улицы, сразу за домом Анджело, мотоцикл, размазанный о дерево на обочине, и водителя, который растянулся на тротуаре прямо перед ним; я как можно быстрее подбежал:

— Эй — ты как? нагнулся я к парню в кожаной куртке, лежащему в листве;

— Черт — ох черт, вот и все, что он мог сказать;

Сняв с него шлем, я увидел, как ему больно; у него были царапины и растрепанные волосы, и я увидел, что ему, должно быть, двадцать шесть — двадцать семь, он не больше чем на шесть-семь лет младше меня:

— Можешь встать — я могу тебе…

— Гребаная нога, мужик, прошипел он с гримасой и согнулся, чтобы схватиться за колено;

— Я вызову скорую, сказал я и побежал;

Рванул обратно в дом и вызвал срочную медицинскую помощь, потом поспешил обратно на улицу; первым делом поднял мотоцикл и прислонил к дереву, но к этому времени вокруг уже собрались люди: пара средних лет, которые проезжали мимо и остановились, несколько пенсионеров, живущих за углом; все предлагали помощь, но я их успокоил, сказав, что скорая уже в пути, и тогда было решено просто ждать; мотоциклист остался лежать на улице — мы решили его не передвигать, — время от времени постанывал и еще напрягал лицо…

…Скорая появилась через несколько минут и утащила мотоциклиста на носилках, и, пока прощались и расходились остальные зеваки, я