запястье, прежде чем она выходит за дверь. Неприметный черный седан ждет в десяти футах от нас, и дверь уже открыта для нее.

— Я знаю, — тихо говорит она. — Я не знаю твоего лица. Я никогда не видела тебя раньше, — догадывается она.

Я качаю головой.

— Черри, ты не поедешь туда, где тебя будут расспрашивать о чем-то подобном. О тебе и твоей семье позаботятся, и ты будешь в безопасности. Я обещаю. Все, о чем я прошу, это чтобы ты сделала что-то значимое в своей жизни. Вот и все.

Одна слезинка скатилась с ее глаза. Она поспешно вытирает ее и кивает. Ее светлые глаза сияют надеждой, и я делаю это дерьмо, вовлекая себя в худшие стороны человечества — все это стоит того, когда на меня так смотрит выжившая.

Не так, как будто я герой, а так, как будто они действительно могут представить себе будущее.

Она, спотыкаясь, идет к машине, а я возвращаюсь в дом, стараясь, чтобы меня никто не заметил.

— Джей, убери камеры, — говорю я, вытаскивая наушник и засовывая его обратно в потайной карман.

Камеры будут разделены. Если кто-нибудь просмотрит их, то увидит, как я затаскиваю в комнату удрученную Черри, и мы выходим по отдельности.

Это одна из моих специальностей, которую я освоил, а затем обучил Джея. Брать части записи с камеры и манипулировать ими, чтобы они выглядели именно так, как ты хочешь, и даже самые лучшие хакеры не смогли бы обнаружить манипуляции.

Я ломаю шею и готовлюсь к очень долгой ночи, в течение которой я буду стрелять в дерьмо и стану лучшим другом гребаного педофила.

Глава 21

Манипулятор.

Бабушка готовила это ужасное рагу, когда я была маленькой. Оно пахло, как пожар на помойке, а на вкус было еще хуже. Мое настроение сейчас примерно такое же поганое, как то рагу.

— Я даже не знаю его имени. — Простонала я, мой голос заглушили руки. Они были приклеены к моему лицу с тех пор, как Дайя приехала, и я призналась, что он снова вломился в дом.

Я еще не разобралась в том, что произошло. В моих костях нет ни унции мужества. Она терпеливо ждала, зная, что я что-то скрываю. Что-то ужасное и постыдное. И что-то, о чем я не могу перестать думать.

— Ты трахалась с ним, не так ли? — спокойно спрашивает она.

Мои глаза выпучиваются, и я отклеиваю руки от лица, чтобы пригвоздить ее взглядом.

— Нет, я не трахалась с ним. — Рычу я, как будто она предполагает что-то безумное, а я не была чертовски близка к этому. Я чувствую, как кровь приливает к моим щекам, и мой левый глаз дергается.

Черт. Дайя знает на что у меня такая реакция.

— Ты сделала это! — взрывается она, вставая со стула и потрясенно глядя на меня.

— Нет! Я клянусь, — бросаюсь я, хватая ее за руку. — Но… кое-что произошло.

Она выдыхает и опускается на стул, отходит к острову на моей кухне и берет свою маргариту. Она высасывает два огромных глотка, на ее лице отражается дрожь.

— Ты сосала его член? — догадывается она, поднимая руку, чтобы покрутить кольцо в носу.

От этих слов у меня в голове поднимается давление до опасного уровня. Я прикусила губу и медленно покачала головой, на моем лице все еще сохраняется виноватое выражение.

— Он отлизал тебе?

Когда я просто смотрю на нее, вина в моих глазах горит ярче, ее рот открывается, а глаза округляются.

— Сука, какого хрена! — кричит она. Она наклоняется ближе, в ее глазах вспыхивает нечитаемая эмоция. — Это было по обоюдному согласию?

И вот тут я спотыкаюсь. Потому что это было не так. Но если бы он продолжал, если бы он снял одежду со своего тела и трахнул меня — я не могу сказать с абсолютной уверенностью, что я бы остановила его. Или что я хотела бы этого.

Тем не менее, я качаю головой:

— Нет.

В ее мудрых глазах вспыхивает ярость, а губы кривятся в оскале. Я откидываюсь назад, честно говоря, немного боясь ее.

Я положил свою руку на ее.

— Дайя… я… ну, это было не по обоюдному согласию… сначала? — Я произношу последнюю часть как вопрос, смущенная тем, что признаю нечто подобное.

Она моргает.

— Сначала, — повторяет она. — Что это значит? Он был настолько хорош, что изменил твое мнение?

Я закрываю лицо руками, но она отталкивает их, почти сталкиваясь своим носом с моим в ожидании ответа.

— У тебя такие красивые глаза. — Говорю я ей.

Она рычит на меня.

— Выкладывай, шлюха.

Я закрываю глаза с покорным вздохом.

— Этот человек съел душу из моего тела, и я не думаю, что еще верну ее обратно.

Она отшатывается назад, удивление в ее бледно-зеленых глазах.

— Я знаю, ты можешь осуждать меня. Я тоже себя осуждаю, — жалко говорю я. Я пододвигаю к себе ее маргариту и допиваю ее. Моей не было с тех пор, как я впервые сказала ей, что он ворвался в дом.

— Детка, я тебя не осуждаю. Но позволь мне прояснить ситуацию. Ты подстрекала его в смс, потому что чувствовала себя плохой сучкой. А потом он ворвался, чтобы выполнить свое обещание, связал твою задницу, и ты сначала испугалась, но потом оказалась на его лице? — медленно резюмирует она.

В ее глазах мелькают несколько эмоций. Смятение, шок, возможно, даже интрига. Но не осуждение. И это только потому, что я не призналась ей в инциденте с пистолетом. Не думаю, что когда-нибудь смогу об этом рассказать.

Я скривила губы.

— Вполне.

Не сводя с меня глаз, она наклоняется и берет бутылку текилы, которую мы использовали для приготовления маргариты. Она наливает по рюмке в обе наши пустые, а затем передает одну мне.

Мы выпиваем по рюмке, морщась от вкуса, а затем молча смотрим друг на друга.

— Я даже не знаю, что сказать, — простонала я. — Дайя, я не знаю, что делать. Он не причинил мне боль, но он сделал это. Он определенно навязался мне. Но я бы отпустила его дальше, если бы он попытался. Я так чертовски запуталась. Я чувствую себя грязной и неправильной, но когда это происходило, мне казалось….

Я прервался с очередным стоном, и на этот раз я просто ударился головой о гранитную столешницу.

— Действительно хорошо? — добавляет она. — Потрясающе? Не от мира сего?

— Все выше перечисленное, — признаюсь я. — Я никогда не кончала так сильно за всю свою жизнь.

— Черт, — вздохнула она, в