Я вернулся к своей машине с напряженным членом и улыбкой на лице. Я тоже не отступаю.

Смех вырывается из моего горла прежде, чем я успеваю его остановить.

— Это смешно?

— Это сексуально. Но мы оба знаем, что это неправда.

Я удаляю их с тех пор, как она начала их делать и прислал парня, чтобы уничтожить все вещественные доказательства. Полицейские вспомнят, что ходили к ней домой, но когда они попытаются провести расследование — если они вообще оторвутся от своих задниц, то есть, им не на что будет опираться. В любом случае, дела о преследовании никогда не рассматриваются всерьез, поэтому так много женщин оказываются убитыми.

Она рычит и бросает трубку, а я не могу сдержать гребаный смех. Особенно когда я поднимаю трубку и вижу, как она топает своими милыми маленькими ножками по дому, бормоча про себя, вероятно, ругая себя за то, что вообще взяла трубку.

Веселье только начинается, маленькая мышка.

Глава 20

Тень

Бас от музыки всепоглощающий. Кажется, что он доносится изнутри моей груди. Я так и не смог привыкнуть к громкости в клубах.

Я пробираюсь сквозь толпу скрежещущих пар, пьяных девиц, трясущих задницами, и несносных придурков, на которых слишком много одеколона и горы геля в волосах. О Боже, у одного даже пуговица на пуговицах расстегнута, чтобы он мог продемонстрировать золотую цепочку, болтающуюся на его волосатой, слишком загорелой груди.

Лицо со шрамом — это образец для подражания, который мало кому удается воплотить в жизнь. Они могут засунуть свое лицо в кучу кокаина, но не проявляют при этом такого же изящества.

Мой капюшон надвинут на голову, скрывая мою личность, пока я поднимаюсь по металлической лестнице. По той же самой металлической лестнице, по которой не так давно поднималась Адди с рукой другого мужчины, обвитой вокруг ее руки.

Я наслаждался, отпиливая эту руку, и определенно сделал бы это снова.

Когда дохожу до лестничной площадки, я останавливаюсь. На полупустом диване лежит Макс с раздвинутыми ногами и официанткой, подпрыгивающей вверх-вниз на его коленях, а его голова откинута назад с закрытыми глазами. Ее юбка задрана, а стринги оттянуты в сторону, обнажая ее киску, пожирающую член Макса на всеобщее обозрение.

Я вскидываю бровь, не впечатленный тем, как низко ей приходится подпрыгивать. У Адди никогда бы не было такой проблемы.

Пара близнецов сидят по обе стороны, получая свое собственное наслаждение от девушки.

Вздохнув, я отступаю в тень, достаю пистолет и прикручиваю глушитель. Басы здесь мягче, но пуля, пролетевшая мимо уха, привлечет внимание любого.

Я прицеливаюсь и стреляю, пуля проходит в дюйме от головы Макса.

Он тут же ныряет в укрытие, отталкивая бедную девушку от себя и бросая ее на пол. Она вскрикивает, прикрывая свое тело, поднимается и убегает.

— Эй, — говорю я спокойно.

Она замирает, в то время как близнецы начинают действовать, доставая свои пистолеты, а Макс быстро задирает штаны, чтобы прикрыть свой теперь уже вялый член.

— Я был бы признателен, если бы вы засунули пистолеты обратно в карманы вместе со своими членами. Никто из вас не в моем вкусе. К несчастью для вас, у меня есть только одна одержимость, и у нее красивые светло-карие глаза и склонность к опасным мужчинам.

Когда один из близнецов не слушает, продолжая доставать пистолет и прицеливаться, я делаю один выстрел рядом с его головой. Он опускает пистолет и поднимает руки.

Я перевожу взгляд на трех девушек.

— Я хочу, чтобы вы, прекрасные дамы, ушли и никогда больше не говорили об этом, хорошо? У меня память как у слона, особенно на лица.

Эти женщины никогда не увидят плохой конец моего пистолета, даже если они расскажут, но это, черт возьми, сделает мою жизнь намного сложнее, если они узнают об этом.

Они все кивают и выбегают из комнаты, как будто ротвейлер укусил их за голые задницы.

— Кто ты, блядь, такой? Где, блядь, охрана? — Макс сплевывает, рука лежит на пистолете в задней части его брюк.

— Охрана из этого клуба? — смеюсь я. — Знаешь, для человека, который ведет довольно сомнительные дела, ты наглый сукин сын, раз не имеешь собственной чертовой охраны.

Макс возмущенно фыркает. Я улыбаюсь шире, понимая, что он все еще борется с лояльностью и этим досадным вакуумом власти теперь, когда Талаверры стерты с лица земли.

— Не смог найти верных охранников?

— Не лезь не в свое дело, — огрызнулся он. — Кто ты и что тебе нужно?

Я рысью подхожу к тому месту, где он сидит, и занимаю место рядом с ним, вздыхая так, словно только что сидел в шезлонге на частном острове с пино-коладой.

А потом прижимаю холодный металл глушителя к его виску. Я рассчитываю на то, что хотя бы эти два недоумка проявят к нему хоть каплю лояльности.

— Вас не пугает, когда кто-то появляется из ниоткуда и угрожает вашей жизни? Признаюсь, я был немного более прямолинеен, но намерение то же самое.

Взгляды близнецов переходят друг на друга.

— О чем ты, блядь, говоришь, чувак?

— Я скажу вам, почему я здесь, когда вы втроем положите на стол те маленькие пушки, которые у вас в задницах, — говорю я, кивая головой в сторону стола.

Близнецы смотрят на Макса в поисках ответа, и когда он кивает, они слушают.

О. Отлично. У него есть два человека, у которых есть хоть капля преданности. Посмотрим, как долго это продлится, когда кто-то, кто явно не в себе, руководит шоу.

По лбу Макса стекают капельки пота, когда он следует моим указаниям, едва не бросая оружие на стол от гнева. Двое других следуют моему примеру: один из близнецов поднимает с земли свой пистолет, а другой вытаскивает свой из задней части штанов и кладет его на стол вместе с пистолетом Макса. Медленно и осторожно. Показывая, что это не первое их родео, где перед их лицом находится пистолет.

— Аделайн Рейли и Дайя Пирсон. Эти имена что-то говорят вам?

Глаза Макса слегка округляются по краям, достаточно, чтобы увидеть узнавание.

— Никогда не слышал…

— Вот в чем дело с лжецами, — вклинился я. — Мне они чертовски не нравятся. Меня от них даже передергивает. Ты хочешь, чтобы я дергался, когда мой палец лежит на спусковом крючке?

Губы Макса сжались в жесткую линию.

— Твоя девушка была замешана в деле моего лучшего друга…

— И вот в чем дело с предположениями, — снова вклинился я, ухмыляясь, когда Макс раздраженно фыркнул. — Они беспочвенны, и в большинстве