Дым шипит от ее плоти, но она не двигается ни на дюйм. На самом деле, она даже не вздрагивает.

Гнев пронзает мою грудь. Я заставляю себя сохранять спокойствие и иду к столу, больше интересуясь игрой, чем девушкой.

Подойдя ближе, я замечаю, что у нее на лице пустое выражение, как и у хозяйки, которая меня приветствовала.

Запах горелой плоти заполняет все вокруг. Один мудак даже резко машет рукой перед своим носом, как будто это она виновата в том, что так пахнет. Она опускает руку и просто стоит там, с остекленевшим взглядом. При ближайшем рассмотрении я замечаю, что вся ее рука покрыта шрамами от ожогов. Старые и свежие. Все на разных стадиях заживления, и много свежих ожогов с сегодняшнего вечера.

Марк отпихивает ее, и она роботизировано поворачивается и уходит, как будто на ее плоти только что не было окурка сигары.

Она под кайфом.

И, оглядев женщин, я понимаю, что они все под кайфом.

Это не только делает их послушными, но они, вероятно, не помнят большую часть того дерьма, которое здесь происходит.

Моя маска остается на месте, не желая трескаться от гнева, бурлящего в глубине моей груди. Не отрывая глаз от стола, я подхожу к мужчинам.

— Джентльмены! Кто сегодня выигрывает?

Пять пар глаз поворачиваются, чтобы посмотреть на меня, и у всех на лицах ехидное выражение. Я могу сказать, о чем они думают, даже не произнося этого.

Кто ты? Что дает тебе право говорить с нами?

— Я, — щебечет Марк, и я буквально сам не мог бы спланировать это лучше. Как будто Бог раскрыл свои руки и сам опустил этот прекрасный кусочек благословения мне на колени. — Ты играешь, мальчик?

На самом деле мне хочется выбить из него всю дурь за то, что он назвал меня «мальчиком», когда я тридцатидвухлетний мужчина, но вместо этого я хитро улыбаюсь.

— Конечно, — говорю я.

Марк смотрит на лысого мужчину и поднимает подбородок.

— Пусть он займет твое место.

За столом наступает тишина. Я сохраняю спокойное выражение лица, пока лысый мужчина смотрит на Марка с пустым выражением. Но его взгляд не застыл на месте. Гнев искрится в его коричневых лужах, и он смотрит на Марка так, как я действительно хочу. Как будто он хочет его убить.

На самом деле это к лучшему. Он все равно не был хорошим игроком в покер, если даже не мог сдержать свой гнев.

Спокойно, мужчина встает и кладет свои карты. Роял Флеш.

Он бы выиграл этот раунд.

Я держу лицо пустым, не выдавая улыбки, которая грозит появиться. Мне было бы жаль его, если бы он не получал удовольствие от того, что причиняет боль женщинам.

Кого я обманываю? Мне было бы совсем не жалко.

Пока Марк обжигал сигарой плоть официантки, вон тот лысый мужчина приспосабливался. Впрочем, он был не единственным, и я обязательно запомнил каждое из их лиц на потом.

Мужчина бросил на нас с Марком последний взгляд, прежде чем уйти, не сказав ни слова.

Ценный урок, который я вынес из этого неловкого зрелища, заключается в том, что Марки-Марк обладает силой. Какой бы груз он ни таскал, этого достаточно, чтобы обеспечить ему превосходство над простыми людьми.

Интересно, сколько жизней маленьких мальчиков и девочек ушло на то, чтобы зайти так далеко.

— Как тебя зовут, мальчик? — спрашивает он.

— Зак Фортрайт, — легко лгу я.

— Меня зовут Марк Зайнбург. Впрочем, я уверен, что ты уже знаешь, кто я такой. Как давно ты играешь в покер? — спрашивает Марк, когда они возобновляют игру, отмахиваясь от своей самовлюбленности, словно мысль о том, что я не знаю, кто он такой, не является вариантом.

Я точно знаю, кто он такой, но не по тем причинам, о которых он думает.

— С самого детства, — честно отвечаю я.

Мой отец был профессиональным игроком в покер, и он научил меня владеть своим лицом. Это очень важно для моей сферы деятельности.

Маленьким мальчиком он сажал меня к себе на колени, обучая игре, а потом показывал мне свои карты, когда играл с друзьями. Он проверял меня, смогу ли я сохранить безучастное лицо. Так он проиграл много партий.

Но он искренне верил, что я не научусь мастерству игры в покер, если не буду знать, что значит играть в эту игру. Он шептал мне на ухо, указывал на мои подсказки и учил меня читать и понимать не только мимику, но и микровыражения.

За все это время мой отец ни разу по-настоящему не проиграл деньги. После урока я убегал играть, а он выигрывал все свои деньги обратно и еще немного. Мне потребовалось несколько лет, чтобы освоить покерное лицо, и еще больше, чтобы освоить саму игру, но однажды он заставил меня играть против него.

Я победил его в первой же игре, и, думаю, с того дня я никогда не видел, чтобы гордость в глазах мужчины сияла ярче.

— Ну, парень, посмотрим, из чего ты тогда сделан.

Он узнает, из чего сделана пуля, когда она застрянет у него в горле. Но я этого не говорю.

В течение следующих нескольких часов я намеренно держусь с ним на одной ноге. Я достаточно хорошо понимаю эго нарцисса, чтобы знать, что его бы только разозлило, если бы я его обчистил. А если я буду ужасен, он не будет меня уважать. Поэтому я поддерживаю равные условия.

Ты выигрываешь немного, ты проигрываешь немного. Туда-сюда, пока он не свалит свои карты с искренним смехом.

— Я встретил свою пару, — смеется он, отпивая из своего стакана виски.

Я мило улыбаюсь ему.

— Ты гораздо лучше, чем я тебе приписывал, — хвалю я.

Он предлагает мне сигару, и я беру одну, но я бы позволил детективу Фингерсу проткнуть мне задницу, прежде чем затушить ее о руку девушки. Мне придется придумать способ остановить его, не сломав ему шею, если он попытается сделать это снова.

— Почему я не видел тебя здесь раньше? — спрашивает он, пристально глядя на меня, пока прикуривает сигару. Не обязательно подозрительно, но каждый мужчина в подобных клубах смотрит на нового члена с опаской. — Я бы узнал эти отвратительные шрамы где угодно.

Это было чертовски грубо. Но он не ошибся.

Я пожимаю плечами.

— Мои деньги новые, — вру я.

Зак Фортрайт — миллионер-самоучка, занимающийся веб-дизайном и брендингом. Если погуглить это имя, то найдется страница в Википедии и посты в социальных сетях с фальшивыми подписчиками и вовлеченностью, но все это — пустой