Я поднимаю голову, хмурясь.

— Да. Он просто… сказал, что не хочет, чтобы я влюбилась во что-то ненастоящее. Он практически сказал, что показывает мне, какой он на самом деле, вместо того, чтобы лгать мне об этом. Тот факт, что он думает, что может заставить меня влюбиться в него в первую очередь, показывает, насколько он ненормальный.

— Это… странно мило? Но очень хреново. С ним что-то не так. Но мы знали это по отрубленным рукам.

Я фыркнула.

— Да, совсем чуть-чуть.

— Ты уже спрашивала его об этом?

Я киваю.

— Да, он, в основном, сыграл свою обычную мужскую роль мачо и сказал, чтобы я не беспокоилась и что он позаботится об этом. — Я закатываю глаза, но, честно говоря, я рада этому. Если я и могу рассчитывать на свою тень в чем-либо, так это в том, чтобы подставить кого-нибудь.

Он сделал это более чем ясно.

Я сажусь и подношу дневник Джиджи к себе.

— Так вот, давай сосредоточимся на том, чтобы выяснить, что случилось с моей прабабушкой.

Не так уж сложно вернуть Дайю в режим хакера. Она придвигает к себе ноутбук и тут же начинает стучать по клавиатуре. Быстрота ее пальцев дает мне фору, когда я нахожусь на особенно хорошем этапе написания своей книги. Известно, что ей пришлось заменить несколько клавиш из-за того, как усердно она печатает.

— Итак, время смерти Джиджи оценивается примерно в 5:05 вечера. Твой прадед утверждает, что он побежал в продуктовый магазин, а когда вернулся домой, нашел ее мертвой в их кровати. Я нашла несколько очевидцев, утверждающих, что они действительно видели Джона в продуктовом магазине Морти около 5:35 вечера, но они не уточнили, видели ли они, как он входил или выходил из магазина, или просто видели его за покупками в это время.

Я киваю головой, кривя губы в раздумье.

— В своих последних записях в дневнике она была в бешенстве и повторяла, что он придет за ней. Она никогда не говорила, кто он. Но это должен быть Роналдо, верно?

— Так, может, он дождался, пока Джон уйдет, пробрался к ней и убил ее, пока его не было? В конце концов, он преследовал ее, он точно знал, когда мой прадед уйдёт.

Дайя пожимает плечами, выглядя немного неубежденной.

— Но разве в записях не говорится, что Джон становился агрессивным, а Джиджи сказала, что собирается развестись с ним, верно? — спрашивает она.

Я хмурюсь.

— Ну, да, но я не думаю, что он убил бы ее. Он слишком сильно ее любил.

— А разве нельзя сказать то же самое о ее преследователе?

Заметив мое выражение лица, Дайя вздохнула и положила свою руку на мою.

— Адди, я люблю тебя и собираюсь сказать это со всей любовью. Но не проецируй. Мне начинает казаться, что ты хочешь, чтобы Роналдо был убийцей, потому что, по твоим представлениям, это сделает преступником и твоего преследователя. Пожалуйста, скажи мне, что ты не поэтому ищешь справедливости для Джиджи. Потому что ты ищешь причину ненавидеть своего преследователя, хотя на самом деле это не так.

Я вытаскиваю свою руку из-под ее и отвожу взгляд. Неприятные ощущения проникают в мое тело, не давая мне сразу заговорить.

— Мне не нужно искать причину, чтобы ненавидеть его, — ворчу я.

Дайя поднимает бровь, не впечатленная моим ответом. Я вздыхаю, головная боль расцветает прямо между глаз. Я потираю это место, пытаясь понять, что хочу сказать.

Ведь она не совсем неправа.

Может быть, я просто хочу иметь возможность сказать, что все преследователи — сумасшедшие, и что в такого невозможно влюбиться. Я хочу иметь возможность сказать, что такого никогда не случалось. И я хочу сказать, что абсолютно невозможно найти себя в любящих, страстных и здоровых отношениях с человеком, который безоговорочно вторгся в каждый аспект моей жизни.

Как бы мне ни было неприятно это говорить, моя тень тоже может быть неправа. Этот человек обладает магнетизмом, который потрясает меня до глубины души. Он вывел всю мою жизнь из равновесия.

Он пугает меня до смерти. Но, как и при просмотре фильма ужасов, меня это тоже захватывает. Он был прав, когда сказал, что если бы он подошел ко мне в книжном магазине и пригласил меня на свидание, как обычный мужчина, я бы влюбилась в него. То, как он держится, как говорит, и его страсть просто неотразимы.

И он также прав в том, что если бы я влюбилась в ложь, я была бы опустошена. Мне просто хотелось бы, чтобы он не был таким плохим парнем.

Но тогда он был бы другим человеком — человеком, которого вы, возможно, не смогли бы полюбить.

Неважно.

Я отказываюсь любить свою тень. И трахать его я тоже не собираюсь. То, что произошло две ночи назад, было сексуальным насилием, и я не собираюсь выкручиваться по-другому.

— Я не поэтому хочу справедливости для нее. — Тихо говорю я. Моя рука опускается, и я встречаю мягкий взгляд Дайи.

Она никогда не осуждала меня. Даже когда я, возможно, заслуживаю этого.

— Я, конечно, никогда не встречалась с Джиджи, но бабушка любила ее. И я не думаю, что она когда-нибудь с этим смирится. Я хочу справедливости не только для Джиджи, но и для бабушки.

Кажется, это ее успокоило.

— Хорошо. Потому что я нашла зацепку на одну из самых известных преступных семей Сиэтла в 40-х годах.

Я оживляюсь, наклоняюсь, чтобы посмотреть на экран ноутбука. Она поворачивает его ко мне, чтобы я могла лучше видеть:

— В 40-х годах семья Сальваторе заправляла на улицах. Анджело Сальваторе был криминальным авторитетом. — Она указывает на фотографию пяти мужчин.

В центре — тот, кого можно ожидать от босса итальянской мафии. Глубоко загорелая кожа, большой крючковатый нос и невероятно красивый, с широкой улыбкой и блестящими карими глазами.

Вокруг него стоят четверо мужчин, их возраст варьируется от восемнадцати до двадцати лет. Судя по белым волосам, пробивающимся сквозь черные волосы Анджело, это, должно быть, его сыновья.

Они все похожи на него и одинаково хорошо выглядят. Двое из них одеты в военную форму, скорее всего, они были призваны в армию во время Второй мировой войны.

— Это его четыре сына, — подтверждает Дайя. — Но они не имеют никакого значения, они сексуальны. Посмотри на задний план позади них. Видишь его?

Она указывает на зернистое, слегка размытое изображение мужчины, смотрящего вдаль