Макс дергает головой в мою сторону, но его останавливает пистолет, по-прежнему крепко прижатый к его виску. Он стискивает зубы, его грудь вздымается от ярости. Я улыбаюсь, глядя, как дрожит его тело.

— Что, Адди — бывшая или что-то в этом роде? Ты ревнуешь из-за того, что она хотела Арча? — Макс шипит. Боже, эти двое действительно были лучшими друзьями. Они говорят совершенно одинаково, когда лежат на смертном одре.

Я пожимаю плечами, не беспокоясь.

— Я действительно ревновал, но она точно не бывшая. Твой лучший друг был дерьмовым человеком. Вы, жалкие куски дерьма, может, и получаете удовольствие от того, что бьете женщин, но не могу сказать, что я нахожу в этом удовольствие.

— Я, блядь, убью…

— Ни хрена ты не сделаешь, — перебиваю я в третий раз. — Ты головастик в океане полном акул и понятия не имеешь, кто я такой, но скоро узнаешь.

Когда глаза Макса встречаются с моими, я оскаливаю зубы, достаю свой телефон и нажимаю кнопку воспроизведения на ожидающем видео.

Отец Макса сидит в кресле с кляпом во рту. Пот и слезы стекают по его лицу, когда он смотрит в камеру со всем страхом, который когда-либо знало человечество.

Они близки настолько, насколько могут быть близки отец и сын, разделяя общие интересы в наркотиках и бросании женщин ради этого.

Его отец бредит за кляпом, умоляя сохранить ему жизнь. У меня нет планов убивать этого человека. Хотя он и дерьмовый человек, он не принесет мне никакой пользы мертвым. Не тогда, когда он будет рычагом давления на голову Макса.

Я был очень близок к тому, чтобы войти сюда и застрелить их всех, но тогда мне пришлось бы убить и все их семьи, а моя девочка не любит, когда я так поступаю.

Теперь, когда Адди на их радаре, чем больше их я убиваю, тем больше врагов наживу не только себе, но и ей.

Пример А — придурок, который сидит с пистолетом у своей головы, потому что я убил его лучшего друга.

У меня нет чертова времени разбираться с мелкой рыбешкой, когда в моем океане плавают большие акулы. Жаль, что для них я гребаный мегалодон.

— Что ты с ним сделал?! — кричит Макс, рванувшись вперед к оружию. Я хватаю его за руку и притягиваю обратно к стенду, из его груди с силой вырывается воздух.

— Он не умер, так что успокойся. Не надо кричать, у меня чувствительные уши.

Из его рта сыплются цветистые ругательства, но я не обращаю на них внимания и стучу глушителем по подбородку достаточно сильно, чтобы он прикусил язык.

— Пока вы навсегда оставите Адди и Дайю в покое, дорогой папочка будет жить долгой и здоровой жизнью. Я не хочу видеть ни одного волоса не на своем месте на их головах, понимаешь меня? Я знаю все о тебе, Макс, и о твоих двух помощниках. Я знаю, где вы едите, спите и гадите. И я буду следить за тобой, пока какой-нибудь другой жалкий засранец не всадит тебе пулю в мозг. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Его голубые глаза сужаются в щели, горячо глядя на меня. Это эквивалентно тому, чтобы бросить в меня кролика, но что бы там ни было, этот засранец чувствует себя Элмером Фаддом.

Я останавливаю видео с хнычущим отцом Макса и встаю, держа пистолет на прицеле. Точнее, на его член. Большинство мужчин скорее умрут, чем будут жить без члена.

— Мы договорились, Элмер? — Его брови вскидываются при этом имени, но он не задается вопросом. Когда на твои фамильные драгоценности нацелен пистолет, иногда меняются приоритеты.

— Да. Если только ты его отпустишь.

Я широко улыбаюсь.

— Он уже на пути домой.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, иду обратно к лестнице, пока его голос не останавливает меня снова.

— Эй! Ты так и не сказал, кто ты, — зовет Макс сзади меня, его голос все еще полон безудержного гнева.

Повернувшись, чтобы посмотреть через плечо, я кривлю губы в дикой ухмылке и говорю, подмигивая:

— Можешь звать меня Зи.

И тут я вижу себя со стороны, смеясь от вида их побледневших лиц.

— Мистер Фортрайт, добро пожаловать в Перл, — говорит блондинка, вводя меня в тускло освещенное фойе. Она одета в простой черный блейзер и юбку, на каблуках, а ее волосы собраны в тугой пучок.

Дерьмо, выглядит болезненно.

На ее лице безмятежная улыбка, но ее ярко-голубые глаза лишены блеска. Голубой цвет безжизненный, и это моя первая подсказка о том, что она слишком много видела в этом месте.

Я вхожу в помещение, похожее на фойе с золотым кафельным полом, черными стенами и непристойной люстрой. На стенах висят фотографии членов-основателей клуба джентльменов в золотых рамках.

Или, другими словами, стены украшают кучка гребаных насильников.

Мужчины в деловых костюмах, улыбающиеся в камеру и, вероятно, все еще находящиеся под кайфом от изнасилования маленькой девочки или мальчика. Они все, блядь, выглядят одинаково.

Я иду по коридору, жуткие мужчины смотрят на меня с каждой стороны, а откуда-то спереди доносится музыка с тяжелыми басами.

Я надежно прячу наушник в куртке, пока он не понадобится.

Чтобы попасть в это богом забытое место, потребовалось пять минут, потому что детектив Фингерс из службы безопасности захотел тщательно исследовать мой задний проход. Мне пришлось потратить несколько минут на то, чтобы объяснить ему, что произойдет, если его пальцы еще раз коснутся моей задницы.

Пройдя по Аллее Насильников, я вошел в огромную комнату, заставленную диванами и покерными столами. Мужчины расположились на диванах с женщинами, задрапированными на их коленях и трясущими задницами или сиськами перед их лицами.

В глубине сцены женщина в данный момент набрасывается на шест, а мужчины бросают в нее долларовые купюры. Слева от нее находится бар, за которым сидят несколько мужчин в деловых костюмах и пьют алкоголь из бокалов. Вероятно, это скотч, который на вкус как задница.

Но опять же, возможно, им нравится этот вкус, поскольку они считают, что их собственные задницы пахнут цветами.

Женщины в откровенных нарядах бродят по залу, разносят напитки и делают вид, что смеются над их убогими шутками, и — что за хрень?

В десяти футах от меня женщина стоит за покерной стойкой и протягивает голую руку, пока какой-то мудак тушит свою зажженную сигару о ее кожу. Мое лицо опускается, когда я вижу, что этот мудак — Марк, мать его, Зейнбург.

Черт