не врывались сюда силой. Дверь была и так открыта. А кладбище – это публичное место. У меня есть разрешение снимать здесь. А если бы и не было, то мы ведь работники средств массовой информации. По первой поправке у нас есть право вести репортаж для программы новостей даже из частных владений.

– Но это ведь не программа новостей.

– Смеешься, что ли? Мюллер сейчас что-нибудь здесь найдет. Что-нибудь достойное программы новостей. Первый раз вижу этого парня по-настоящему возбужденным.

Бэттс указал на развороченное устье тоннеля.

– Он говорит, что источник турбуленций зла где-то рядом, и Мюллер его непременно отыщет и сфотографирует своей специальной камерой. – Он вцепился ей в плечо. – Сейчас не время бояться промочить ноги, Гэннон. Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Правильно?

– Правильно.

И он по-своему был прав… отчасти. Но это ей не нравилось. Она снимала дорожные аварии, пожары, места преступлений, убийств и самоубийств и ни разу глазом не моргнула. Но сейчас… сейчас было совсем по-другому. Кости, тоннель и отвратительная вонь, лезущая отовсюду, – все это пугало ее.

Она глубоко вздохнула и взялась за работу, деловито объясняя Грегору, куда поставить прожекторы, а куда – дымовые машины, выставляла экспозицию. Грегор был непривычно исполнителен и покладист, и Гэннон поняла, что ему действительно страшно. Хоть одна приятная перемена. Может быть, стоило пугать его почаще. Невозмутимым оставался только Павел, оператор «Стэдикама». Он всегда выглядел так, словно засыпает на ходу. Посмотрев на его набрякшие, отяжелевшие веки, Гэннон почувствовала себя спокойнее… пусть даже и ненамного.

55

– Оставшуюся часть истории можно изложить кратко, – продолжила Констанс. – Фрост не рассказала мне о том, как провела два десятилетия между отбытием на Средний Запад и появлением в Саванне, но к этому времени она уже была вполне здорова. Ей пришлась по душе идея спасти и восстановить историческое здание, перестроив его в престижный отель. С первого же посещения Саванны она влюбилась в этот город. Нашла подходящее здание, выкупила заброшенную фабрику и возродила «Чандлер-хаус». Здесь она могла заниматься тем, что больше всего любила: книгами, живописью, музыкой. Она превратилась в надменную и эксцентричную владелицу отеля, умную и властную. Фрост продолжала вести прибыльную торговлю акциями, но не обманывалась по поводу прибора. Совершенствовать технологию было рискованно, пусть даже мощность компьютеров за это время безмерно возросла. Зарабатывала Фрост достаточно для безбедной жизни и могла купить все, что ей требовалось, но не более того. И естественно, она хранила тайну прибора.

– А кому вообще можно доверить такое? – Колдмун задумался.

– Действительно загадка, – ответила Констанс. – А годы все шли, шли и шли. В конце концов она почувствовала, как к ней подкрадывается старость.

Она замолчала словно бы на мгновение, но пауза затянулась. Колдмун недоуменно переводил взгляд с Констанс на Пендергаста и обратно.

– Все чаще и чаще она обращалась за помощью к Патрику Эллерби, управляющему отелем, – снова заговорила Констанс. – Этот красивый, но плутоватый парень поначалу был помощником управляющего. Как именно они сблизились, Фрост отказалась обсуждать. Очевидно, она испытывала к нему истинную привязанность. Думаю, в какой-то степени он заменил ей доктора Куинси: отзывчивый, немного неловкий, независимый, любящий поэзию и математику. Но, в отличие от Куинси, он не был благородным человеком. Он видел во Фрост путь к комфортной жизни. Возможно, Эллерби начал воздействовать на нее таким же способом, о котором говорится в «Письмах Асперна»[89], стараясь понравиться ей, завоевать ее доверие. Прошло время, и она рассказала ему о своей главной тайне – приборе, установленном в подвале, и, что еще важнее, о физических принципах его работы. В сущности, те же самые сведения она сообщила и мне в ответ на третий вопрос: «Как этот прибор предсказывает будущее?» И ее ответ обеспечил внушительное научное обоснование тому, о чем только что рассказывал Алоизий, и, кроме того… – Внезапно Констанс снова остановилась.

– Ты хорошо себя чувствуешь, моя дорогая? – мгновение спустя спросил Пендергаст.

– Да, спасибо, прекрасно. – Она перевела дыхание. – Как я уже говорила, в конце концов Фрост доверила Эллерби работу с прибором, поскольку все больше и больше превращалась в затворницу, не выходя из своих комнат на пятом этаже. – Тут она обернулась к Пендергасту. – Остальное расскажи, пожалуйста, сам.

Пендергаст сменил позу.

– Здесь к нашей картине добавляется новый элемент. Эллерби изучил прибор, его принципиальную схему и понял, что теперь, спустя пятьдесят лет, благодаря достижениям в компьютерной технике и программном обеспечении, а также более глубокому пониманию квантовой механики и теории бран можно добиться куда большей мощности устройства. Несравнимо большей. Ему хватило математических и компьютерных навыков, чтобы… э-э-э… как говорится, «прокачать» прибор. Эллерби был убежден, что с возросшей мощностью он сможет заглянуть в будущее не на одну минуту вперед, а на тридцать или даже на час. Этого будет достаточно, чтобы заработать миллиарды.

Разумеется, он старался скрыть свои амбиции от Фрост, но слишком уж она была проницательной, слишком хорошо разбиралась в людях, чтобы не понять, что он задумал. Как показали бухгалтерские журналы и компьютерная экспертиза, он внезапно начал зарабатывать огромные деньги. Двести миллионов долларов за три недели. И все совершенно открыто и законно. Поскольку, видите ли, не существует закона, запрещающего играть на бирже с помощью машины времени. Приблизительно в это время Фрост предприняла чрезвычайные меры – вышла из своих покоев и обследовала подвал, застав Эллерби за тем, что было ему категорически запрещено. Это привело к отвратительному скандалу, который слышала половина персонала отеля. Но при своей старческой немощи Фрост уже не могла остановить Эллерби.

– Так вы утверждаете, что он нашел способ повысить мощность прибора, чтобы проковырять еще большую дыру в параллельную вселенную? – спросил Колдмун.

Пендергаст кивнул:

– Ваша аналогия вполне уместна. Потому что на этом месте история Эллерби заканчивается… и начинается наше расследование убийства. Здесь вступает в игру мой четвертый, и последний вопрос.

– Какой?

– «Связана ли смерть Эллерби с прибором?» – ответил Пендергаст. – Но при этом мы забрались на столь умозрительную территорию, что Фрост отказалась дать Констанс хоть какие-то объяснения. Однако очевидно, что, по мере того как возрастала мощность прибора, та дыра, которую проковырял Эллерби, становилась все шире и шире. Эллерби зарабатывал на бирже все больше и больше… пока это не случилось.

– Это? – повторил Колдмун.

– Дыра сделалась такой большой, что…

Он замолчал, сверкающие глаза неподвижно смотрели на слушателей.

– Сквозь нее пробралось нечто.

– Какое еще «нечто»? И откуда оно пробралось?

– С той стороны.

Пендергаст встал.

– Думаю, время объяснений закончилось. Пора взглянуть на все собственными глазами. – Он обернулся к Констанс. – Ты не могла бы показать нам дорогу?