– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Меня это не удивляет. Важно то, что этот пожилой джентльмен добился успеха и построил прибор, использующий квантовый эффект для предсказания будущего.

Колдмун замотал головой.

– Пойду-ка я лучше спать, – заявил он.

– Не спешите. Думаю, оставшаяся часть истории покажется вам достойной потраченного времени. Прибор этого инженера использовал квантовую механику очень оригинальным, очень практическим способом. Большинство физиков проводят время в размышлениях и теоретизировании, а он действительно что-то создал.

– И эта штука может видеть будущее, – хмыкнул Колдмун. – Конечно может.

– Modicae fidei![84] – раздраженно сказала Констанс. – Сидите тихо и, может быть, что-нибудь поймете.

Возникла короткая неловкая пауза. Колдмун налил себе еще кофе и решил, как просила Констанс, держать свои мысли при себе.

Пендергаст сцепил пальцы:

– Многомировая интерпретация утверждает, что мы живем в мультивселенной – месте, где все возможные результаты любого действия случаются одновременно. Кот Шрёдингера жив в одном мире, но умер в другом.

– Опять этот кот, – проворчал Колдмун.

– Или более прозаично: в нашей вселенной мы спокойно беседуем друг с другом. А в другой, но параллельной нашей вы встали и пошли спать. В третьей же потолок прогнил и обрушился на наши головы. И так далее, до бесконечности.

Он остановился, словно ожидая новых возражений Колдмуна. Затем, не дождавшись ни слова, оглянулся на Констанс и продолжил:

– События во вселенных, параллельных нашей, не всегда отличаются настолько драматически. Физики убеждены, что вселенные, больше похожие на нашу, находятся ближе к нам в квантовом потоке времени. Согласно теории бран эти вселенные расположены в многомерном пространстве слоями, рядом друг с другом, подобно мембранам. Так близко, что иногда соприкасаются и тем самым открывают окно или портал между собой.

Нашему пожилому инженеру удалось, используя описанные мной принципы, создать прибор, способный открыть такое окно и заглянуть в соседнюю вселенную, очень-очень близкую к нашей, за исключением того, что она находится на чуть иной временной линии. Прибор не может увидеть наше будущее. Он заглядывает во вселенную, почти идентичную нашей, но на минуту вперед.

– Бред какой-то! – сказал Колдмун.

– Уверяю вас, что это основательно продуманная теория, которую разделяет большинство физиков.

– Много ли толку с того, что заглянешь на минуту в будущее? – спросил Колдмун.

– Это все меняет, как вы сейчас убедитесь.

Колдмун умолк, и Пендергаст продолжил рассказ:

– Итак, наш пожилой инженер создал прототип прибора. Этой дополнительной минуты было бы достаточно, чтобы предупредить пилота о катастрофических событиях: разряде молнии, экстремальной турбулентности или отказе двигателя. Однако инженер устал от насмешек коллег. Ему нужна была эффектная демонстрация возможностей прибора, которую оценили бы все без исключения. Лучше всего для этого подходила фондовая биржа на Уолл-стрит. Прибор мог показать, сколько будут стоить акции минутой позже. Необязательно быть специалистом в области ракетостроения, чтобы понять ценность такого устройства.

Старик доверился Алисии Райм и рассказал ей, что собирается принести свой маленький, помещающийся в кейсе прибор в главное управление в Сиэтле, чтобы продемонстрировать его работу президенту и совету директоров в выходные после Дня благодарения.

Райм считала преступлением отдавать такой прибор «Боингу», учитывая то, как корпорация обошлась с ними обоими. Она попыталась убедить инженера сохранить изобретение для себя. Тогда они смогут бросить работу и зарабатывать деньги с помощью этого устройства. Но инженер был непреклонен: прибор принадлежит «Боингу», он был создан в рабочее время и так далее. Они жестоко разругались. Райм возненавидела корпорацию и видела в этом приборе путь к свободе, хотя и не имела на него никаких прав. Но ее пожилой приятель ни разу не позволил ей опробовать устройство и даже не показал чертежи. А теперь они перестали общаться. И он постоянно держал прибор и чертежи либо при себе, либо в сейфе.

Райм знала, что он собирается лететь из Портленда в Сиэтл рейсом триста пять «Норд-вест ориент» и возьмет с собой в салон кейс с прибором. Она также выяснила, что на этом маршруте используют «Боинг 727–100». Это ключевой момент нашей истории, потом что Райм была детально знакома с устройством этого самолета. В частности, ей было известно, что три его двигателя расположены необычно высоко в хвостовой части фюзеляжа. Он был способен летать на меньшей высоте и с меньшей скоростью, чем любой другой коммерческий реактивный самолет, не опасаясь, что двигатель может заглохнуть. Но еще более важной и практически уникальной особенностью «Боинга 727–100» была возможность выпускать кормовой трап во время полета с помощью рычага в хвостовом отсеке, который невозможно заблокировать из кабины пилота. Эту особенность держали в секрете даже от членов экипажа на коммерческих рейсах. Однако для инженеров корпорации она не была тайной.

Совет директоров собирался в Сиэтле двадцать седьмого ноября тысяча девятьсот семьдесят первого года – в субботу после Дня благодарения. Накануне, в пятницу, Райм разругалась с ведущим инженером из-за того, что он присвоил ее чертежи. В результате ей приказали освободить рабочий стол до конца дня, что она и сделала. И никто больше не видел Алисию Райм… За исключением одного фермера-дефис-врача, с которым мы повстречались в лесной глуши штата Вашингтон.

– Но, черт побери, как же вам удалось во всем этом разобраться? – изумился Колдмун.

– С помощью четырех вопросов, как вы сейчас убедитесь.

Пендергаст чуть сдвинулся в кресле, облокотился на стол и посмотрел на Колдмуна.

– Вы все еще намерены отправиться спать, напарник?

51

Гэннон установила прожекторы и поставила двух своих операторов в разных углах мавзолея, чтобы они случайно не засняли один другого. Осмотревшись, она ощутила невольный трепет. Даже в Голливуде не смогли бы сделать лучшую декорацию. Вдоль двух стен располагались закрытые мраморные ниши, на дверях которых были вырезаны имена и даты, а также короткие эпитафии на английском или латыни. Часть дверей пострадала от вандалов и времени. Из нескольких ниш даже вываливались кости, а на полу валялся настоящий человеческий череп, уставившийся в потолок с застывшим в безмолвном крике оскалом. Из другой ниши свисала рука скелета с нитями сухожилий, облаченная в полуистлевший шелковый рукав с кружевами. Костяной палец украшало золотое кольцо. Это была мечта режиссера. Но в то же время Гэннон стало не по себе от мысли, что эти останки когда-то были живыми людьми, что это не разрисованный гипсовый реквизит со съемочной площадки. Почему никто не заботился об этих старых могилах и они оказались в таком пугающем запустении?

Центральная часть склепа была открыта и вела к широкому проходу в задней стене. Деревянные двери,