Судя по всему, Антон попал в самый разгар ожесточенного спора по поводу репетиции театральной постановки. Группа людей столпилась у сцены, переговариваясь и перебивая друг друга, но громче всех звучал один басовитый голос. Обладатель этого голоса находился в самом центре собравшихся, возвышаясь над остальными. Это была крупная женщина с массивным шиньоном, напоминавшим выхухоль.

Узнав фигуру библиотекарши, Антон почти не удивился. Очевидно, что в Мелогорском районе круг людей, стоящих на страже духовных ценностей, был небольшой. Почему бы библиотекарше и не участвовать в театральном, или в еще каком-нибудь кружке?

Он посмотрел на сцену, где перед раздвижным задником, призванном изображать тяжелые готические своды, стоял одинокий стол, уставленный ретортами, тигелями и прочей химической утварью. Не иначе, это был кабинет самого доктора Фауста. У стола размахивал руками лысоватый человек в одеянии, напоминающей узбекский ватный халат.

— Вы поясните, вам нужна трагедия или студенческий капустник?! — настойчиво допрашивал он присутствующих. — Как могу я объясняться в любви этому бегемоту, этому плезиозавру!

— Зинаида Михайловна на роль Гретхен назначена коллективным решением, — скрипуче сказала дама в старинном платье, презрительно разглядывая актера в лорнет.

— Но почему не Надежда Павловна из бюро технической инвентаризации? А как же молодым везде у нас дорога? — саркастически спросил Фауст.

— Надька молодая, у нее еще много ролей будет… — громко сказала библиотекарша. — И-ить! Какие ее годы…

— Стыдно, Зинаида Михайловна! У вас скоро внуки, вам бы черепаху Тортилью играть, а вы в инженю метите. Воспользовались своим влиянием в коллективе, чтобы оттеснить юную актрису!

— Эдуард Петрович, — примирительно сказал кто-то, — прекращайте вы наконец саботаж! Надя сама отказалась от роли по уважительной причине… Или вы собираетесь до утра тут бунтовать?

— Ну ничего, вот сейчас придет Орест Михайлович! — пригрозил тот. — Он вам покажет коллективное решение… Он вам устроит допрос с пристрастием за отрыв от контекста!

Присутствующие зашумели. Воспользовавшись накаленной атмосферой, когда внимание членов театрального кружка было поглощено Фаустом — саботажником, Антон быстрым шагом пересек зал. В фойе он нахально кивнул оторопелой вахтерше, как старой знакомой, и вышел на улицу.

Сквозь кроны высаженных перед зданием елей пробивался свет фонарей. Вечер был тихий и теплый, как раз подходящий для тех парочек, что прячутся в темноте на скамейках. Сейчас бы неспешно прогуливаться по центральной аллее, беспечно глядя по сторонам и раскланиваясь со знакомыми, как другие празднично одетые мелогорцы, а не бежать сломя голову в драных штанах и потной майке, спотыкаясь и ошарашивая встречных вопросом как пройти в полицию.

В это позднее время вход в райотдел был закрыт, но он принялся давить на кнопку «Вызов дежурного», пока не услышал щелчок переговорного устройства.

— Мне нужен старший оперуполномоченный Дубовицкий, Марк Захарович, — выпалил он одним духом и назвал свое имя. — Передайте ему, срочное дело!

Глава 18

Ключ от дома

От автостанции до поворота его подбросил случайный водитель, а дальше пришлось идти пешком. Как назло, взялся накрапывать мелкий дождь. Сжимая в кармане «янтарную» пластину, он ускорил шаг, и в течение всего пути тепло от удивительного предмета передавалось ему, словно заряжая энергией. Шагая, как заведенный, не обращая внимания на дождь и липнущий к подошвам чернозем, к полуночи он вышел на окраину.

Деревня встретила его дремотой и темнотой. Ни огонька во дворах, ни света от уличных фонарей. Молчали собаки, притихла домашняя живность, лишь изредка сонно всхрюкивал кабанчик. Окруженные садами, дома почти растворились во мраке. Торопясь, он миновал библиотеку, магазин, керосиновую лавку, но вдруг неожиданно для себя замедлил шаг.

В эту безлунную ночь статуя перед сельсоветом была почти не различима в темноте. На постаменте возвышалась человеческая фигура, выкрашенная серебрянкой. Одной серебряной рукой человек опирался на трость, а другой протягивал зрителю округлый бугристый предмет с хвостиком. Предмет напоминал не то ананас, не то гипертрофированную гранату-лимонку. Чтобы у зрителя не оставалось сомнений в происхождении предмета, на мемориальной доске было выбито крупным шрифтом:

СЛАДКИЙ ДАР ЛЮДЯМ.

Бледный свет от пластины отразил грубые черты, которыми скульптор наделил свое творение. Взгляд из-под кустистых бровей равнодушно смотрел поверх Антона, оставляя впечатление, что ни радости, ни удовлетворения от своего подарка людям ученый не испытывал.

Мемориальная доска содержала несколько строчек шрифтом поменьше.

«Здесь в 1875–1890 гг. жил и работал выдающийся биолог-селекционер В. П. Чурилов, автор передовых сортов сахарной свеклы. Память о великом ученом и его самоотверженном труде мы будем хранить вечно».

Пока он разглядывал памятник, дождь и ветер усилились. Его лицо хлестало крупными каплями, а он все стоял, сжимая в ладони теплую пластину и безуспешно пытаясь собрать воедино разбегающиеся мысли.

Ухоженная и окруженная заботой, статуя ученого возвышалась над ним, а где-то внизу, он знал, печально журчит подземный ручей сквозь скелет, прикованный к ржавой решетке, а голый череп скалится в каменные своды.

В этом таилось необъяснимое противоречие.

Кому-то понадобилось так запутать настоящий ход событий, что любой, кто рискнет в нем разобраться, неизбежно сойдет с ума от противоречивых версий и круговой поруки молчания, которые окружают эту историю. За этой непроницаемой стеной надежно упрятана истина, как игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце и так далее.

Что ж теперь, бросить все и уехать? Зачем ему, человеку постороннему, эта мутная история? Он даже не селекционер-растениевод, если задуматься.

Нет уж, возразил он самому себе. Раньше нужно было сматываться, пока эта история не коснулась его самого, не забралась под кожу, как клещ. Теперь уже поздно. Уехать — значит, сдаться. Поэтому стена должна быть разрушена.

Чтобы развалить стену, сил у него явно недостаточно. Те, кто ее построил, это предусмотрели. Однако любая система имеет уязвимость, кроличью нору. Осталось только ее найти.

* * *

Комары тучей выдвинулись из травы, едва он приблизился к границе участка по улице Первомайской, в одно мгновение затягивая его смерчем, словно пытаясь оторвать жертву от земли и унести прочь подальше, чтобы в спокойной обстановке выкачать всю кровь до капли. Видимо, гнус окончательно озверел от диеты пресных растительных соков.

Спасаясь от кровожадных существ, он пересек двор и взошел на крыльцо. Здесь комары вынуждены были отступить, словно вокруг дома проходила незримая граница, пересекать которую им запрещалось некими высшими комариными силами. Лишь несколько самых отчаянных, обиженно гудя, продолжали преследовать жертву на запретной территории.

С облегчением он убедился, что его родной автомобиль, на вид живой и невредимый, находился в том самом месте, где он оставил его в последний раз. Правда,