фонарик. Я поняла, что его зацепило моё молчание, поэтому, опустив дотлевающие остатки фонарика на воду, выпрямилась и, глядя на летящий фонарик Брэма, решила рассказать ему хоть что-то, чтобы хотя бы немного компенсировать тот объём информации, который мне выдал о себе он:

– Этот человек был моим другом. Говорил, что моя проблема в том, что я ничего не боюсь.

– Он ошибался. – Услышав такой ответ, я посмотрела на собеседника удивленным взглядом, и наши глаза встретились. – Твоя смелость вовсе не твоя проблема. Она может быть проблемой для других, но не для тебя. Твоя смелость – твоё преимущество и твоя сила.

Я снова перевела взгляд на уже совсем высоко улетевший фонарик.

– Ариадна Неон – это твоё настоящее имя?

От неожиданности я непроизвольно вздрогнула, но заставила себя не возвращать взгляд на собеседника:

– Да, – наигранно-уверенным тоном утвердила я и, подождав несколько секунд, всё же решилась на уточнение. – А почему ты спрашиваешь? – на сей раз я покосилась в его сторону взглядом.

Он встряхнул головой:

– Просто так. Забудь.

Мы снова немного помолчали, прежде чем я снова решила нарушить молчание:

– При первой нашей встрече ты сказал, что Ариадна – это имя дочери критского царя Миноса и Пасифаи. Никогда прежде не слышала о такой. Можешь рассказать мне о ней?

– В древнегреческой мифологии, Ариадна – прекрасная царевна, дочь критского царя Миноса и Пасифаи. Когда Тесей решился убить Минотавра – являющегося единоутробным братом Ариадны, которому афиняне, по требованию отца Ариадны, ежегодно посылали позорную дань из семи юношей и семи девушек, и таким образом избавляли свою родину от чудовища, – он получил от любившей его Ариадны клубок ниток, выведший его из лабиринта, где обитал Минотавр. Совершив подвиг, Тесей бежал с Ариадной на остров Наксос, где предательски покинул её, после чего её нашел Дионис, который впоследствии женился на ней. После смерти Ариадны Дионис поместил её венец из золота и индийских камней среди созвездий. Так на небе северного полушария появилось небольшое созвездие под названием Северная Корона.

– Похоже на сказку, – ухмыльнулась я.

– Это и есть сказка.

– Красивая. Но грустная.

– Почему грустная?

– Ариадну предал человек, которого она спасла и тем самым помогла ему совершить подвиг.

– Но потом в её жизни случился Дионис.

– И тем не менее в итоге она всё равно умерла.

– Если не умерла её история, значит, и она сама жива.

– Разве что жив её образ.

– Это уже многое. Это уже форма жизни. Большинство людей умирают раз и навсегда, мало кому везёт оживать бесплотными образами в мире живых.

– Хочу у тебя кое-что спросить.

– Не стесняйся, – он вдруг совсем красиво ухмыльнулся.

– В первые дни нашего знакомства тебе было очень важно знать, есть ли мне восемнадцать лет – почему?

– Ну… С восемнадцатилетним человеком можно пить алкоголь или курить, или заниматься сексом.

– Понятно.

– Что тебе понятно? – его глаза слегка сощурились, и снова красиво.

– Приглашая меня в первый раз на свою яхту, ты хотел со мной выпить или покурить, – простодушно заключила я, при этом пожав плечами и всерьёз не допустив вероятности третьего варианта. Брэм отчего-то вдруг весело заулыбался. – Послушай, тут такое дело, – я почесала указательным пальцем бровь, заранее начав ощущать неловкость. – Я там кнопку слива на унитазе, видимо, слишком сильно вдавила, она назад не выдавливается, наверное, сломалась… Ты меня теперь из-под земли достанешь, да?

– Кто-то начинает учиться использовать метафоры, – в весёлом тоне моего собеседника послышались нотки гордости. А до меня вдруг запоздало начал доходить смысл его предыдущих слов, сказанных о доступных вольностях восемнадцатилетним оригиналам, отчего я резко ощутила неловкость и, кажется, начала розоветь.

– Послушай, а не пора бы нам вернуться к берегу? – развернувшись к столу, я начала собирать грязную посуду. – Уже совсем стемнело, а мы тут одни…

– Хочешь к берегу?

– Да.

– Надень мою кофту, а то ты уже начинаешь дрожать, – с этими словами Брэм забрал из моих рук тарелки и кивнул головой в направлении кофты, висящей на спинке его стула.

Он зашел внутрь яхты, а я взяла его кофту, помешкала, но всё же надела её на себя и взялась за пустые бокалы… Чего я вдруг забоялась? Был ли повод для испуга? Но если был, тогда что это?

Глава 39

Напротив дома, расположенного по адресу, указанному в блокноте Роудрига, я стояла ровно в 07:30. Дом Марисы Мортон оказался на внешний вид намного скромнее, чем дом Роудрига: хотя и двухэтажный, но маленький, серенький и в целом выглядящий немного старым. Соседние дома выглядели не лучше, а некоторые даже хуже. Это была окраина Стокгольма, с набережной до этого места я добиралась целых сорок пять минут – повезло, что пересадка была всего лишь одна. И вот я стою перед очередной обителью кровожадного монстра, и не понимаю, как в таком непримечательном жилище может проживать свою жизнь некто настолько чудовищный, как Мариса Мортон – женщина, при непосредственном участии которой тысячи подобных мне клонов были истерзаны и разрезаны на кусочки. Она подвергала нас физическим взысканиям, пытала нас руками лаборантов, наслаждалась страхом клонов и их беспомощностью… Сегодня я заставлю её заплатить за все её кровожадные деяния. Вот только как убедиться в том, что этот дом точно её? У Мортон был автомобиль лилового цвета, но на парковке, расположенной возле дома, стояли сплошь черные, серые и белые автомобили – ни одного лилового. В итоге я приняла решение занять выжидательную позицию. В конце концов, я никуда не спешила, и у меня было выгодное месторасположение – напротив цепочки каменных домов раскинулся густой парк, полный лавочек, удобно расположенных для наблюдения за домом Мортон. Заняв одну из них – самую, как мне показалось, подходящую для наблюдения, – я начала терпеливо гипнотизировать интересующий меня дом.

Не сходя с места своего наблюдения, я провела целых три часа. Поэтому когда дверь серого дома открылась и из неё вышла Мариса Мортон собственной персоной, я едва сдержалась, чтобы не подпрыгнуть на месте. До сих пор я очень сильно боялась вероятности того, что адрес в книжке Роудрига мог оказаться неверным: устаревшим, неправильно записанным или даже неправильно прочитанным. Но вот она собственной персоной: Мариса Мортон в привычном для неё длинном платье, которое открывает лишь щиколотки, плотно прячет шею и запястья своей хозяйки, подходит к почтовому ящику, достает из него газету, часом ранее оставленную здесь развозчиком прессы, и снова заходит в дом.

Моё сердце от увиденного мгновенно сорвалось на галоп. Я нашла её! Женщину, делавшую и без