Шрифт:
Закладка:
– Хочешь, я расскажу тебе о себе? – как-то игриво приподнял одну бровь мой собеседник.
Вопрос был неожиданным. И тем не менее, правдивый ответ мгновенно сорвался с моих уст:
– Хочу, – я даже не заметила, как чуть-чуть улыбнулась, а Брэм тем временем взял бутылку с вином, стоящую на его части стола, и вновь наполнил мой бокал до половины.
– Моя мать была шведкой, но родился я в Норвегии, и первые годы моей жизни прошли именно в той стране.
– Как интересно, – я подперла подбородок кулаком. Мне взаправду было интересно узнать, какую жизнь проживают оригиналы от прихода в этот мир и до такого серьёзного возраста – Брэму уже целых тридцать лет! Ни один клон в Миррор не дожил до такого внушающего уважение возраста! – А ты внешне на кого больше похож: на отца или на мать?
– Точно не на мать. Она была русоволосой, худенькой, среднего роста, а я вымахал в её стопроцентную противоположность. Может быть я и похож на отца, вот только в этом вопросе нет гарантий, потому что отца я никогда не знал. Мать родила меня вне брака. Однажды случайно обмолвилась, будто толком даже не знала моего отца – на этом все мои знания об этом человеке иссякают. Возможно, у них просто случился один незащищенный секс, в результате которого я и появился на свет. Через три с половиной года мать снова забеременела. На сей раз мужчина был оповещен о беременности, но внезапно выяснилось, что он уже женат – подлец скрывал этот факт и от своей жены, и от моей матери. Он сбежал, мать вновь осталась одна. Ей приходилось туго: она стала работать на трёх работах, на всех трёх зарабатывала не много, из-за чего нам постоянно не хватало денег. Спустя год после того, как родилась моя сестра, мать сошлась с ещё одним мужчиной. Сначала нам как будто стало с ним немногим легче: у мужчины была грузовая машина, на которой он подвозил маму до её работ, иногда он отвозил меня в школу, а сестру в детский сад, да и сам он зарабатывал на своих грузоперевозках. Но после того, как мы переехали жить в его дом, всё стало ухудшаться. Мужчина начал пить много алкогольных напитков, намного более крепких, чем известные тебе пиво и вино. Выпивать стала и мать. Между ними начали случаться драки. В конце концов, он стал поднимать руку на мать даже находясь в трезвом состоянии. – Густые брови рассказчика резко сдвинулись к переносице. – Мне было восемь лет, а сестре четыре, когда мать пообещала нам уйти из дома этого человека. Мы должны были уйти через пару недель, когда матери выплатили бы зарплаты с двух на тот момент имеющихся у неё работ. Но за пару дней до конца обозначенного срока произошёл несчастный случай: дом этого мужчины загорелся, в пожаре погибли трое – владелец дома, моя мать и моя сестра. Я в тот момент, по чистой случайности, в доме не находился. Поэтому я выжил, а мои родные – нет.
– Э-э-эй, – сама того не понимая, я положила перед собой обе руки, едва не коснувшись кончиками пальцев его предплечий. – Ты точно не виноват… Это ведь несчастный случай, – я неосознанно сдвинула брови, внезапно вспомнив тот пожар, который остался за моими собственными плечами.
– Возможно ты права. В любом случае, я остался сиротой, которого забрали к себе в Швецию престарелые родители матери, впоследствии едва пережившие моё восемнадцатилетие. Здесь я познакомился с Илайей и Бабирай, вырос, выучился…
– Ты говорил, что мечтал стать шеф-поваром.
– Да, но по итогу я стал спасателем.
– Чтобы спасать женщин и детей из огня? – предположила я.
– Да, – он тяжело вздохнул. – На протяжении долгих лет я тушил страшные пожары, но моя работа забирала у меня очень много времени и сил, из-за чего к своим тридцати годам я так и не обзавелся ни нормальной жилплощадью, ни семьёй, да и откуда взяться последней, если за всю свою жизнь я ни разу даже не попробовал состоять в нормальных, то есть более-менее длительных отношениях с какой-нибудь хорошей женщиной? В общем, наконец осознав, что, сосредоточившись на своей работе, я упускаю реальную жизнь, я решил поменять сферу деятельности. Некоторую часть накопленных денег вложил в пожертвования, оставшиеся средства вложил в эту яхту и ещё оставил себе прожиточный минимум на два года вперёд, стал путешествовать, снова причалил к берегу Швеции, встретился здесь со старыми друзьями и встретил тебя.
– У твоей жизни интересная история, – в итоге подвела черту я, поняв, что на данном этапе его хотя и интересный, однако заметно сильно сокращенный рассказ, подошел к концу.
– А у тебя интересная история? – От услышанного вопроса я машинально закусила нижнюю губу. Кажется, Брэм сразу же понял, что я не хочу рассказывать ему свою историю, поэтому решил прийти на помощь своему вопросу наводящими уточнениями. – Тебе не обязательно рассказывать всю историю. Ты можешь, к примеру, рассказать какие-то мелочи о себе. К примеру, какой цвет твой любимый?
– Не знаю, – пожала плечами я, – но могу назвать нелюбимые: белый, красный и синий.
– У большинства людей именно эти цвета в топе любимых. Почему тебе не нравятся эти цвета?
Я подумала, прежде чем отвечать, но вспомнив, что он о себе рассказал столь многое, всё же решилась ответить:
– Там, где я росла, была традиция с запуском фонариков в небо, которая мне не нравилась.
– Упс… – Брэм вдруг поморщил носом.
– Что такое?
– В Швеции бумажные фонарики в последнее время стали очень популярны. Настолько, что я планировал предложить тебе запустить сегодня парочку. Но раз у тебя с этими предметами связаны болезненные воспоминания…
– Нет, давай!
– Серьёзно?
– Да, серьёзно, давай.
Уже через пять минут мы стояли на краю террасы с двумя бумажными фонариками в руках и расправляли их каркас.
– Повезло, что они зелёные, да? – ухмыльнулся Брэм. – А я чуть не купил красные.
– Да, неплохой цвет, – улыбнулась в ответ я.
Забрав из рук Брэма зажигалку, я поднесла огонь к самому корпусу и подожгла его…
– Эй, ты неправильно сделала… – рука Брэма взметнулась, но я отстранилась, тем самым не позволив ему потушить только начавший зарождаться огонь.
– Я знаю. Сделала так специально. Пообещала одному человеку именно так почтить его уход.
– Что значит “уход”?
Я решила отмолчаться. Брэм отпустил свой