Шрифт:
Закладка:
Туман отпускает руку и велит Рутилу подниматься, он снова решается довериться мне.
Я ступаю на землю ниад, и неКала, фыркнув, уходит в глубину леса, ведя нас за собой. Стараясь сосредоточиться на силуэте, я постоянно спотыкаюсь и почти ничего не вижу. Меня мутит, голова сильно кружится, мешая идти прямо, горло саднит от жажды, но я упрямо иду за зверем, а хаасы за мной. Ниады остаются далеко позади, будто разом потеряв к нам интерес.
Когда деревья расступаются, я едва могу различить стены, а за стенами здание. Глаза почти не видят. Зверь проходит через ворота и садится внутри огороженной территории. Вот он, дом знаний прежних людей. Мы дошли.
Я чувствую, как утекают силы, почти вваливаюсь за стены и, держась окровавленной рукой за створку ворот, жду остальных.
— Нет, — рычит зверь, стоит хаасам приблизиться ко двору. Он говорит как Кала, и мне снова приходится себе напомнить, что это не она.
— Почему? — Даже в таком изможденном состоянии я способна понимать язык Богов. Всегда буду.
— Хаас, — рычит зверь. — Нет. Только ты.
— Дай им войти.
Из дверей здания по одному выходят еще восемь таких же зверей. Если они сильны, как и Кала, Туман с Рутилом не справятся, я же с трудом стою на ногах, со мной даже бороться не придется.
— Их убьют, — я не знаю других аргументов, зачем-то же нас спасли.
— Нет, — повторяет зверь. Что это значит? Не убьют? Нельзя войти?
— Волк, вам придется остаться здесь. Они не хотят пропускать. Я разберусь, в чем дело, подождите.
— Одну не отпущу, — говорит он, но я отмахиваюсь. Не сейчас, пожалуйста. Оттолкнувшись от ворот, пошатываясь, я вхожу в распахнутые двери и, держась за почему-то теплые каменные стены, иду вдоль узкого коридора.
Я сползаю вниз. Глаза закрываются.
Пить.
Глава 9
Я чувствую усталость и прежде чем открыть глаза, собираюсь с мыслями. Они тяжелые, неповоротливые.
Мы дошли. Хаасы остались за стенами. Нужно подниматься.
Я веду перед собой непослушной рукой и упираюсь ладонью в холодный пол. Тело отзывается болью от долгого лежания на камне. Открыв глаза, вижу все тот же коридор, вход, у которого больше не толпятся звери. Еще я вижу поднос с едой и странное вязанное одеяло на мне. Мое исполосованное запястье надежно перетянуто чистым бинтом. В здании кто-то есть, кто-то разумный, и он не желает зла. По крайней мере, не убивает.
Оттого что я не могу определить, сколько пролежала здесь, — несколько минут, часов или дней, я не могу решить, куда двигаться, глубже внутрь в поисках человека или выйти и узнать, что стало с хаасами. Я залпом выпиваю стакан воды и пытаюсь поднять кувшин, чтобы налить еще, но руки слабые, и ничего не выходит. Хорошо. Ладно. Встать на ноги получается не сразу. Голова все еще кружится, все, что дальше вытянутой руки — расплывается, я держусь за стены, чтобы не упасть.
Пока я раздумываю, как быть дальше, в коридор с улицы входит зверь и застывает. Он издает рык, которым Кала обычно привлекает мое внимание.
Кала, девочки, мне нужно проверить, как они.
— Здравствуй, — звучит на божественном языке в другом конце коридора, я медленно оборачиваюсь и вижу моложавую женщину лет пятидесяти в белых одеждах. — Добро пожаловать домой, — произносит она радушно и улыбается.
Дом. Хорошее слово. Жаль, ничего не значит для меня.
— Я не решилась тебя переносить, — продолжает женщина, медленно двигаясь вперед. — А еще ты бледна из-за ран, ты много пожертвовала, Великие Боги помогли тебе и позволили прийти сюда.
Я моргаю несколько раз, фокусируясь на лице женщины.
— Тебе еще нужен отдых. Не спеши идти, а лучше поешь. После я помогу добраться до постели, — она останавливается в паре метров и, устав дожидаться ответа, спрашивает: — Ты понимаешь меня?
— Да, — хриплю я, и она облегченно выдыхает.
— Все позади, — успокаивает женщина, улыбаясь, — здесь нет опасности.
— Там за воротами…
— Я знаю. Хаасы.
— Почему им нельзя войти?
— Потому что здесь должно быть безопасно. — Она неопределенно ведет плечами. — Это место — дом для тебя, не для них.
— Мой дом — мои гости, — все еще хрипло произношу я.
Женщина вспыхивает и смотрит мимо меня на зверя. Раздается враждебный рык.
— Зачем ты привела их? — Женщина напрягается, зверь рядом со мной тоже.
— Они хотят вылечить землю.
— Земля больна?
— Кто ж знает, она не говорит, где болит. Ты дашь ниадам разорвать хаасов? — Я отталкиваюсь от стены, из-за чего едва не падаю, потеряв опору, но мне нельзя выказывать слабость.
— Звери не подходят сюда. Они охраняют это место издалека.
— Охраняют? Хочешь сказать, что везде, где есть тихие земли, есть и вот такой дом?
— Есть и другие тихие земли? — удивляется женщина, и я осознаю — мы не понимаем друг друга. Судя по всему, она провела здесь слишком много лет, чтобы помнить остальной мир. Безнадежно махнув рукой вместо ответа, я решаю разобраться с этим позднее и медленно, держась за стены, выхожу наружу. Солнце в зените и, вероятно, я провалялась в беспамятстве всю ночь и половину дня.
— Химеры разорвут их, если хаасы пройдут ворота! — женщина кричит мне вслед.
Я плавно оборачиваюсь, чтобы лишний раз не тревожить больную голову, и, глядя в белесые глаза зверя, спрашиваю:
— Тебе тоже тысячи лет?
Он кивает лобастой головой, соглашаясь. Химеры. Звери, как Кала, это химеры.
Я не улавливаю тяжелые смутные мысли и, продолжая неспешно двигаться к воротам, надеюсь не упасть. Зверь подставляет могучую шею под руку, давая опереться. За стеной я вижу живых хаасов и со свистом выдыхаю. Рутил поднимается мне навстречу, единственный более или менее уцелевший в борьбе с ниадами. Туман сидит, прижимая раненную руку к груди, а другой натачивает нож о камень на земле, он замечает меня не сразу. Сапсан лежит на уцелевших сумках, его глаза закрыты.
— Живая, — Туман хрипит, равно как и я, и, встав, делает пару шагов в мою сторону, приволакивая ногу.
— Чего не отзывалась? — с укором спрашивает Рутил. — Он, вон, глотку сорвал.
— Не слышала. — Я отпускаю зверя, который устраивается неподалеку. — Как Сапсан?
— Не в себе. — Туман наблюдает за мной, пока я усаживаюсь рядом, опираясь спиной