и им нужна помощь?

Я смотрю на дремлющего ниада. Бесполезнее меня в тихих землях нет никого.

Я запрещаю себе думать о морали сейчас, осознавая, что это догонит позже, когда выдастся спокойная ночь. Если выдастся.

Судя по движению солнца, проходит несколько часов, прежде чем я решаюсь спасаться дальше. Из-за отсутствия движения тело холодное и чужое. Выпрямившись и аккуратно переступая ногами, я придерживаюсь за другие, более мелкие ветки и плавно двигаюсь к краю. Слишком сильно стиснутый сухой сук крошится под пальцами и осыпается. Разбуженный ниад поднимается на ноги, трясет огромной башкой и, зевнув, просто уходит.

Я замираю.

Это шутка? Боги не могут шутить здесь.

Медленно отступая назад, я возвращаюсь обратно к стволу и опять жду. Ниад не возвращается, сквозь листву и начинающиеся сумерки мне сложно разглядеть, как далеко он ушел. В сомнениях закусив губу, я решаюсь спуститься и рвануть к скале. Так хотя бы есть шанс. Снова царапая кожу, я скольжу вниз, пытаясь не издавать шума вовсе, когда до земли остается два с небольшим метра, я висну на руках и спрыгиваю, не издав ни звука, но вместо того, чтобы рвануть к скале, оглядываюсь.

Если хаасы живы, хоть кто-то из них, я не уйду.

Я не пытаюсь вытащить ножи, по рукоять загнанные в дерево, просто ухожу в сторону противоположную той, куда ушел ниад. Просто хочу оказаться как можно дальше. Где искать остальных, мне неведомо, но я либо их найду, либо найду мертвыми. Вернее всего — вернуться к ручью, но я бежала слишком рвано, беспорядочно и сейчас не представляю, где нахожусь.

Он выпрыгивает из полумрака так внезапно, что я падаю раньше, чем его лапы пролетают над моей головой. Это и спасает, прямого удара не пережить. Ниад, развернувшись, снова кидается на меня, и в последний момент я откатываюсь в сторону, избегая смертоносного удара лапой, а после, резко развернувшись, хватаюсь руками за колючую, словно иглы, шерсть и с неимоверным усилием взбираюсь на хребет, оседлав его, как коня. Ниад вертит башкой, пытаясь дотянуться клыками, он взвизгивает и зло рычит, когда я, прижавшись к нему почти вплотную, остаюсь вне досягаемости. Я запускаю пальцы глубже в колючую шерсть, чтобы удержаться, меня мотает и бросает из стороны в сторону.

Я замечаю другого ниада, вышедшего на звуки. А он — меня.

Боги, это конец.

Безумный, движимый только инстинктом охотника ниад бросается ко мне, развивая чудовищную скорость, а я, сцепив пальцы, до последнего недвижима, но когда ниад совершает прыжок, чтобы достать меня, я разжимаю руки и слетаю на землю, больно ударившись спиной и затылком, а звери вцепляются друг в друга. Им больше не до меня.

Я отползаю за глыбу, о которую только что ушиблась, и, поднявшись, наблюдаю за боем. Путь к скале перекрывают ниады, а больше мне некуда бежать. Чувствую движение за спиной, оцепенев от страха, замираю, и когда чья-то рука закрывает мне рот, я готова расплакаться. От радости.

— Тихо, — раздается шепот Тумана, и я отнимаю его ладонь ото рта, стискиваю своими пальцами, прижимая к груди. Он живой. Туман удивительно плавно перетекает в воздухе и оказывается впереди меня, закрывая от ниад. Он следит за ними и в какой-то момент решает, что угрозы почти нет, тогда, не отпуская моей руки, он уводит нас нелепыми перебежками и прятками прочь, и внезапно прямо впереди вырастает та самая скала. Туман подставляет сцепленные в замок руки и кивком указывает наверх. Я ставлю ногу, вторую ему на плечо, замечая, что оно в крови, и подтягиваюсь. На пологой части скалы я лежу, тяжело дыша, пока не показывается Туман.

— Тихо, — призывает он, когда я собираюсь спросить об остальных, и показывает вход в туннель. Туман сует мне воду, но мои руки слишком трясутся, чтобы я могла открыть флягу, тогда он сам отвинчивает крышку и приставляет горлышко к моим губам. Совсем как тогда, с кромулом.

— Давай, — Туман настаивает на том, чтобы двигаться. Рык ниад почти не слышен здесь, я не понимаю, зачем торопиться. Очевидно, что они не смогут забраться сюда. Но тем не менее я поднимаюсь и следую за ним в шахту.

— Что с остальными?

— За тобой первой пошел, — он пожимает плечами и морщится от боли. — Сиди здесь тихо. Они тупые, и у них нет нюха, если тебя не видно и не слышно, архизвери пройдут мимо, поняла? Жрица, соберись, мне некогда нянчиться с тобой.

Я сажусь и отвожу взгляд.

Он опускает на корточки напротив, берет меня за руку:

— Здесь безопасно.

Я киваю, не понимая его слов. Я полжизни говорила на других языках, я слишком растеряна.

— Жрица, соберись, мне нужно идти за ними.

У него разодрано плечо и нога, как он пойдет? Туман гладит меня по руке, он заглядывает в глаза. У меня все плывет, наверное, это слезы.

— Помолись Богам, может, поможет, — Туман пытается шутить.

— Они не услышат здесь, — я медленно качаю головой.

Но мы не молимся Древним Богам.

Туман кивает и пытается подняться, а я хватаюсь за его раненную руку, силясь понять, что мелькнуло в мыслях.

— Жрица, — немного раздраженно выдыхает Туман.

— Подожди. Сейчас.

Кровь на его куртке, Древние Боги, ниады вышедшие из-под земли. Я ругаюсь на себя, сжав губы и закрыв глаза, и в одно мгновение ловлю мысль, вертевшуюся в затуманенном сознании.

— Мне нужно идти, ты здесь в безопасности.

— Подожди.

Его кровь не подойдет, нужна моя. И я разматываю грязный бинт на ладони, расцарапываю заживающую рану. Я сплетаю пальцы: указательный на мизинец, средний на безымянный, безымянный на средний и мизинец на указательный. Маленький, едва уловимый вихрь начинает стелиться по земле вокруг нас, и я, не сдержавшись, улыбаюсь Туману.

— Что?

— Может, и выживем, Волк. Древние нас не оставили.

Он ничего не понимает, смотрит на кружащую пыль.

— Мне нужно что-то вроде поляны, ровная местность. — Я разжимаю пальцы и поднимаюсь, слабости как ни бывало. — И позови остальных.

Туман наблюдает за мной, как за умалишенной, будто готовится поймать, если я сигану со скалы.

— Что ты задумала?

Я еще точно не знаю, что именно собираюсь сделать. Древние отзовутся на кровь, и это нас спасет. Вот все, что есть.

— Дай мне нож, я свои все растеряла.

— Жрица, — предупреждающе произносит Туман, но мое чутье не лжет. Я просто протягиваю руку к нему и, вглядываясь вдаль, повторяю:

— Нужна ровная местность.

Туман выбирает довериться мне. Он подбирает сумки, которые уберег каким-то чудом, отдает свой нож, наверное, последний, и указывает